Г. Де Растиньяк - Приключения нежной Амелии
Было решено, что помолвка станет грандиозным праздником, на который будут приглашены все аристократы местных плантаций. Что касается финансовых сложностей, то Жерар заявил: он позаботится о полном удовлетворении притязаний Амелии на имущество ее покойного отца.
Прежде чем Эрнст успел возразить, последовал звонок служанке, чтобы она позвала Оливию. Минутой позже та пришла, холодная и сосредоточенная как обычно. Сюзетта тщетно пыталась отыскать на ее лице хоть намек на ту танцующую и заражающую своей страстью жрицу, которую она видела в ночь полнолуния на тайном обряде воду. Лицо квартеронки было невозмутимо, на коже ее играли сполохи от вишнево-красного платья. Сюзетта с некоторым замешательством отметила для себя, что Оливия очень красива.
Белокожая рабыня на миг остановилась в дверном проеме.
– Я вас слушаю, месье Жерар? – Она говорила в манере элегантной дамы-парижанки.
Жерар поднялся и подошел к ней.
– Оливия, любовь моя, – сказал он и взял ее за руку, – я хочу, чтобы ты узнала об этом первая в доме. Сюзетта скоро превратится в мадам Лувэ!
По губам Оливии пробежала улыбка.
– Самые сердечные пожелания счастья с моей стороны! – любезно сказала она. По интонации совершенно невозможно было определить о ее истинном отношении к событию.
Жерар отпустил ее руку.
– Не прикажешь ли ты одной из служанок принести шампанское? Самого старого разлива, из тех бутылок, которые хранятся в подвале, – весело сказал он.
Сюзетта поняла, что замыслил ее отец. В этот вечер, который стал для нее началом новой жизни, он предоставил Оливии случай войти в роль, которую, вероятно, давно уже расписал для нее. Ей надлежало занять место хозяйки дома, ранее принадлежавшее Сюзетте, по крайней мере на тот период, пока ей удается замыкать на себе страстную натуру Жерара. В том, что этот период будет долгим, Сюзетта не сомневалась. Однако вскоре она забыла и эту мысль, и связанное с нею чувство неловкости. В конце концов, что значит Мэзон д'Орфей и весь белый свет против счастья, которое она надеялась обрести в объятиях Эрнста?
Тем временем Амелия, ничего не подозревающая о том, что обманута в лучших надеждах своей юной жизни, проводила дни досуга в сильном беспокойстве. Настала осень, и мадам Дюранси переехала в Париж. Дворец на Кэ д'Орсэ был отремонтирован как раз накануне приезда и встретил мадам и ее свиту с подобающей роскошью. Выручки от урожая хватило в руках мадам как раз для того, чтобы устроить несколько роскошных балов, которые привлекли к ней любопытство света. Когда был упакован последний чемодан и заколочены двери, мадам твердо решила продать имение Сен-Фара, чтобы обратить выручку от сделки на свой разорительный парижский образ жизни. Те недели, которые последовали за отправкой рокового письма, мадам провела в понятном беспокойстве: а вдруг Эрнст вопреки всем ожиданиям вернется, чтобы убедиться в справедливости ее слов?..
Афера с предстоящим замужеством Амелии была лишь одной из сторон намеченного ею треугольника, и полковник пока что оставался по своему статусу тем же, чем был и раньше, – холостяком. Он и в Париже почти каждый день был гостем в доме мадам, и Александрина льстила себя мыслью, что жар ее объятий является тому причиной не в меньшей степени, чем томная прелесть бедняжки Амелии, которая что ни день все глубже запутывалась в сетях, расставляемых ее соблазнителем.
Полковник, внимательно следивший за малейшей переменой чувств своей жертвы, в полном блеске проявил свой незаурядный актерский талант. А поскольку, с одной стороны, Александрина заботилась об утолении его чувственного голода, а с другой – он при случае не упускал возможности полакомиться сладостными плодами в саду Элизы, де Ровер лишений не испытывал и с каждым днем все больше нравился себе в роли нежного трубадура.
Пока что он не допускал себе в отношении Амелии ничего, что могло бы отпугнуть ее, а она позволяла ему самое главное – шаг за шагом продвигаться вперед, к цели. Он обжигал ее своими взорами и смущал словами, двусмысленность которых могла бы вогнать ее в краску, если бы порядочность и невинность сердца не закрывали от нее их глубинный смысл. Она так привыкла к его ежедневным визитам, что начинала беспокоиться, если он день-другой не показывался – фокус, который он сознательно, проделывал время от времени для того, чтобы она ощутила значимость его персоны.
С тех пор как мадам перебралась в Париж, он взял на себя еще более значительную роль, тратя немало времени на то, чтобы показать Амелии достопримечательности столицы. Для нее этот сезон в Париже был первым в жизни, и полковник делал все, чтобы переключить внимание девушки на себя и отвлечь ее от мыслей о далеком Эрнсте.
Амелию было решено вывести в свет на празднике, который маркиза д'Авалон давала в своем дворце. И она не была бы молоденькой девушкой, если бы не ожидала этого события с трепетом, тем более, что мадам Дюранси не поскупилась одеть свою подопечную по самому высокому разряду. И когда она под руку с полковником, не пожелавшим лишить себя подобного удовольствия, вступила в роскошную залу дворца маркизы д'Авалон, то увидела, что все глаза обратились в ее сторону. В белом атласном платье, лиф которого был усеян серебряными и светло-зелеными цветами, она была очаровательна. Ее волосы были завиты в тысячу поблескивающих локонов, а большие, мягко поблескивающие глаза преисполнены таким прелестным выражением девического смущения, что все сердца без боя оказались на ее стороне. Мадам Дюранси, шелестя юбкой, также прошла в зал в роскошном туалете из темно-зеленой, вышитой золотом парчи, с тайной досадой отметив восхищение, которым свет встретил появление Амелии. Дряхлая маркиза д'Авалон, восседавшая в конце зала на своего рода троне и обозревавшая с него происходящее в зале, сделала прелестной девушке знак подойти поближе к ней и сказала самым глубоким басом, который Амелии приходилось когда-либо слышать от женщины:
– Я хорошо знала вашего отца, дитя мое. Живо, целуйте меня в щеку и позаботьтесь о том, чтобы после сегодняшнего вечера как можно меньше молодых людей, уже пожирающих вас глазами, стрелялись от неразделенной любви.
Амелия послушно дотронулась до вялой щеки старой дамы своими губками, прохладными как лепестки розы. Полковник, не отводя глаз от своей милой жертвы, со смехом обратился к маркизе.
– Этим молодым людям придется немного потерпеть, мадам, – сказал он и галантно поклонился. – Свой первый танец мадемуазель обещала мне, и я буду настаивать на своем праве!
Амелия быстро вздохнула и покраснела. Она любила танцевать с полковником. Он был чудесным партнером, и прикосновение его рук пробуждало в ней нечто, для чего она не могла подобрать определения.
