Фрида Митчелл - Смысл жизни
Он проскакал верхом несколько миль ради чужой собаки, оправдывалась перед собой Констанс. Обед — самое малое, чем я могу его отблагодарить.
— Превосходно. Я заскочу в Стэйн-холл, оставлю Нарцисса и переоденусь, а потом возьму машину и приеду к тебе. Жди примерно через час.
Повесив трубку, Констанс немедленно занялась самобичеванием. Господи, какая же я идиотка! — думала она, сжимая кулаки. Ведь только минуту назад поклялась не связываться больше с Чарлзом, и вот тебе пожалуйста! Это действительно какое-то помутнение рассудка… Я же не хочу встречаться с этим человеком, не могу и не буду! А теперь он, вероятно, подумает обратное… Зачем я так поступила, ведь все было в моих руках!
Чарлз приехал к двум часам. Как только ему открыли дверь, по выражению лица Констанс он сразу понял, что в ее настроении произошли какие-то перемены.
— Прими. — Он осторожно протянул бутылку французского вина, стараясь не дотрагиваться до рук Констанс. — Я подумал, нам обоим не помешает стаканчик-другой.
— Благодарю, — сухо ответила она. — Предлагаю пообедать на внутреннем дворике, возле мастерской. Этим летом я часто ела за старинным столиком для пикников.
— Да что ты? — Чарлз был счастлив поболтать о пустяках, поскольку бессмысленные разговоры давали ей время расслабиться. — Кстати, Банга шлет тебе горячий привет.
— Странно без него. — Констанс оглядела кухню и выдавила жалкое подобие улыбки. — Особенно здесь, в кухне. Мне почему-то казалось, что тут водятся привидения, хотя днем здесь совсем не страшно.
— А, понимаю… — протянул Чарлз. Их взгляды пересеклись и застыли на какое-то мгновение, пока Констанс не отвела торопливо глаз, а Чарлз продолжил: — Мой дед любил рассказывать всякие истории про свое детство, а тогда в этом домике жил старый мельник. Дом был неотъемлемой частью поместья Стэйнов, и отец моего деда частенько брал обоих сыновей с собой, когда наведывался на мельницу. Дед рассказывал, что они очень весело проводили здесь время, играя во дворе.
Констанс обернулась к Чарлзу, заинтересованно его слушая, пока тот откупоривал запотевшую бутылку дорогого вина, продолжая при этом говорить:
— Дед рассказывал еще, что мельница была для них с братом неким загадочным и даже страшным местом. Они думали, здесь живут привидения. — Он обернулся к Констанс и снова улыбнулся.
Она осторожно подошла к Чарлзу, наблюдая за тем, как он разливает игристое вино, затем приняла свой бокал и сказала:
— Тогда я хочу на них взглянуть.
— Я тоже, — обрадовано кивнул Чарлз. Он знал, что говорит монотонно, но, похоже, это сработало. Когда он вошел, Констанс выглядела отчужденной, словно находилась в тысячах миль от него. — Дед говорил, что больше всего ему запомнился запах, который шел с чердака, — запах плесени и многовековой пыли. Ну, а мышей там! — Чарлз присвистнул. — Дед рассказывал, что в доме было полным-полно мышей и даже парочка крупных крыс, на которых охотилась кошка мельника.
— О! — воскликнула Констанс, раскрыв полные ужаса глаза.
— Но не волнуйся, грызунов давно вывели, хотя осталась, наверно, парочка летучих мышей, — успокоил ее Чарлз.
Они перенесли еду на улицу, расположившись во внутреннем дворике, и вопреки всем ожиданиям Констанс оказалась способной съесть весь свой обед и притом с большим аппетитом. Чарлз был интересным собеседником, остроумным и ненавязчивым. Интереснее всего было то, что в течение разговора он ни разу не упомянул о Банга, хотя и обещал поделиться с Констанс подробностями визита к ветеринару.
После обеда она устроила Чарлзу небольшую экскурсию по мастерской, в ходе которой он задавал интересные вопросы, немало удивив этим Констанс.
— А я и не знала, что ты так интересуешься лепкой, — заметила она после вопроса о том, какой сорт глины лучше всего использовать для каждого отдельного вида лепки.
— Я-то нет. То есть не интересовался раньше, — поправился Чарлз. — Но лепкой увлекается человек, которого я люблю, поэтому мне надо знать хотя бы немного о том, что интересует этого человека.
Констанс удивленно уставилась на него, не в силах придумать ни слова, чтобы разрядить напряженную обстановку, а он в ответ на ее замешательство лишь плотнее сомкнул губы.
— Не смей так говорить, — прошептала наконец Констанс, стараясь скрыть еле уловимую дрожь в голосе. — Умоляю, не надо…
— Но почему? — Его дружелюбный тон испарился, как туман над рекой, и Констанс поняла, что все сказанное раньше было ловкой игрой. — Почему, Констанс? Сама знаешь, между нами что-то происходит, и уже давно. Лично я готов признаться в своих чувствах хоть сейчас.
— А я не хочу, чтобы ты признавался.
— Не верю. — С этими словами он взял Констанс за плечи и развернул к себе, чтобы лучше видеть ее лицо, и испытующе посмотрел ей в глаза. — Я тебе не верю, милая, — тихо повторил Чарлз. — Ты, может быть, пока не испытываешь тех же чувств, что и я, но это придет со временем. Твои глаза кричат мне о любви, в то время как губы упрямо несут какую-то околесицу. Я же вижу, что не безразличен тебе. Не знаю, как сильно, но я тебе нравлюсь, это точно, Констанс.
— Нет, я вовсе не…
— Прекрати! — перебил Чарлз, притягивая ее к себе. — Не знаю, что вытворял с тобой муж, но я не такой, поверь.
Его голос слегка охрип и стал более чувственным, что бывало, как отметила про себя Констанс, каждый раз, когда она оказывалась в его объятиях. Чарлз был возбужден, и, хотя и пытался скрыть свое волнение, низкий хриплый голос выдавал его с головой.
— Да, ты не Роберт, и я это знаю, — лихорадочно забормотала Констанс, пытаясь отстраниться. — Но это не играет роли…
— Еще как играет, — оборвал ее Чарлз.
— И все же ты не прав. — Приложив ладони к широкой груди Чарлза, она чувствовала, как бьется его сердце, а тепло его загорелой кожи окутывало ее с головой, распространяя по всему телу сладкую истому. — Я не хочу тебя… Я не люблю…
— А кто тебя просит любить? Я могу подождать, терпения у меня хватит. Только дай мне шанс, загляни в свою душу и увидишь: у нас все получится. Да мы можем оставаться друзьями сколько хочешь, — бормотал он. — Будь же честна сама с собой…
А затем, словно в подтверждение смехотворной возможности остаться друзьями, Чарлз поцеловал ее долгим, сладким поцелуем, в котором смешалось все — от отчаяния до страсти. И Констанс, удивляясь сама себе, ответила на поцелуй, нежно обхватив шею Чарлза руками. Ее рот был ненасытнее, чем его, и вскоре страстный, глубокий поцелуй разжег в обоих давно дремавший огонь желания.
Подсознательно Констанс понимала, что совершает ужасную, непоправимую ошибку, но продолжала фанатично целовать Чарлза, испуская по временам короткие стоны наслаждения.
