Лорин Батлер - Достучаться до небес
— Все ясно, Жаклин. Ты была слишком маленькой, чтобы разобраться в характерах взрослых. Поэтому просто поверь мне: это Саймон был ответственным человеком, а не я. Мы были очень разными. Но он понимал меня лучше, чем кто-либо другой. Именно он убедил моего отца, причем с трудом, послать меня в университет на архитектурный факультет.
— Но отец так гордится тобой. Трудно даже представить, что он не хотел, чтобы ты занимался архитектурой.
— Но это именно так. Прошло много времени с тех пор, когда мы с Саймоном студентами подрабатывали на стройках. Затем, после окончания учебы, мы получили лицензию на право строительства. Позже стало ясно, что мы можем открыть свое дело.
Жаклин знала, что Билл Редферн был хорошим строителем и недолюбливал архитекторов с этими их всяческими выкрутасами, как говаривал он порой.
— У нас были очень натянутые отношения с отцом в то время. Но каким-то образом Саймону удалось убедить отца отправить меня в университет, чтобы иметь в фирме своего архитектора. И отец согласился оплатить мое обучение.
— А что бы ты сделал, если бы он не согласился?
— Ушел бы из дому.
— И что? Учился бы днем и работал по ночам?
— Сомневаюсь, — улыбнулся Роналд. — Мне тогда явно не хватило бы силы отказывать себе во всем. Трудиться в поте лица ради достижения какой-то цели я не был готов. Днем у меня были лекции, а вечером — постоянные вечеринки, девушки… И так продолжалось довольно долго.
— Я не верю тебе, — медленно проговорила Жаклин, но интуитивно почувствовала, что Роналд говорит правду.
Он пожал плечами.
— Твое дело…
— Неужели? А каким же чудом ты из нерадивого студента и любители ночной жизни превратился в блестящего архитектора и серьезного человека?
— Никакого чуда, — раздраженно ответил он. — Всему виной трагедия. Трагедия, которой могло бы не быть, если бы я не был таким эгоистом и любителем повеселиться…
По давней традиции их семьи встречали Пасху вместе. Родители собирались у кого-нибудь дома, играли в карты или во что-то другое, в то время как Саймон, Роналд и Джина проводили время в молодежных компаниях. Жаклин, в силу се возраста, естественно, приходилось оставаться с родителями. День гибели Саймона поначалу ничем не отличался от остальных.
— Не знаю, что произошло с Джиной, но в тот день к вечеру она почувствовала себя неважно. И Саймону не удалось уговорить ее отправиться с нами в бар. У нас был уговор: куда бы мы ни ехали втроем, машину вели по очереди. В тот вечер как раз была очередь Джины, но так как Саймон вел машину накануне, то за руль должен был сесть я.
Я думал, что он начнет сопротивляться и говорить, что, мол, Джина его девушка и все такое прочее. Но он бросил мне ключи и сказал: «Приятель, она же твоя сестра!» В баре я начал обхаживать одну блондинку, но ей почему-то больше приглянулся Саймон. А он, как ты знаешь, с ума сходил по моей сестре. Однако блондинка была не в курсе и просто глаз с него не сводила, не обращая на меня никакого внимания. Мое самолюбие страдало, и я решил, как говорится, утопить горе в вине. Ближе к полуночи Саймон — а он тоже был слегка навеселе — помог мне добраться до машины. И я сел за руль…
В тот момент, когда я лихо разворачивался, какой-то завсегдатай бара, стоявший на ногах еще хуже, чем я, неожиданно возник прямо перед машиной. Я резко крутанул руль… Придя в себя, видимо через несколько мгновений после аварии, я почувствовал запах бензина и увидел огонь.
— О господи.
У Жаклин дрожали руки и ноги. Горло перехватил нервный спазм. Ей сказали, что Роналд вытащил Саймона из горящего автомобиля и брат умер у него на руках. Да, заключительная сцена трагедии соответствовала действительности. Но не ее начало.
Жаклин искоса взглянула на Роналда. Он поднялся и с видом глубоко несчастного человека подошел к окну. Она подумала о том, какой непосильный груз вины нес этот человек все пятнадцать лет. Именно вина заставила его вопреки призванию все свои силы отдавать процветанию их совместной семейной строительной фирмы.
Роналд вздохнул и продолжил свой рассказ, пытаясь наконец-то облегчить душу:
— Автомобиль врезался правым крылом в каменную тумбу на тротуаре. Дверцу покорежило и заклинило. Саймон все время повторял, что машина вот-вот взорвется и мы должны успеть выбраться, прежде чем это случится… Боже, я на всю жизнь запомнил этот запах…
Его лицо сморщилось, как от боли, и Жаклин еле удержалась, чтобы не кинуться к нему и не обнять.
— Мне удалось вытащить Саймона через дверцу со стороны водителя, когда уже подбежали люди и раздался вой сирен. Я говорил Саймону, чтобы он держался, что «скорая» уже едет. Я не понимал тогда, что с ним что-то серьезное. И когда он попросил передать Джине, что сожалеет о случившемся и любит ее, я сказал, что он сделает это сам. А потом он заговорил о тебе…
— Обо мне?
— Да. Он попросил меня присматривать за тобой, пока ты не подрастешь. И еще он сказал: «Рон, старина, да перестань ты волочиться за этими блондинками». Раз он шутит, обрадовался я, значит, с ним все в порядке. Но Саймон умер до приезда «скорой».
— О, Роналд…
Она безудержно и горько заплакала. Слезы Жаклин только усилили его душевную боль. Он давно так не страдал. Ему хотелось подойти к ней, успокоить ее. Но он понимал, что сейчас этого лучше не делать. Может быть, уже само его присутствие усугубляет ее переживания.
Прошло время, прежде чем она подняла голову и посмотрела на него.
— Так, значит, это держали от меня в тайне столько лет. — Ее спокойный голос испугал и одновременно удивил его. Он ожидал от нее вспышки гнева, слов осуждения. — А Джина знает? — спросила она, не отводя от него глаз.
— Да.
— И тоже до сих пор винит себя в случившемся?