Лора Брантуэйт - Шепот моего сердца
— Ну пожалуйста, только не плачь. Я отвезу тебя, куда скажешь. Хоть до дверей офиса.
— Не надо до дверей офиса. Тебе следует отдохнуть и набраться сил, пока ты здесь. Черт, как же все глупо…
Он подошел и погладил ее по голове.
— А у тебя волосы мягкие. Мне всегда казалось, что жесткие, но я ошибался.
— Почему жесткие?
— Потому что ты очень упрямая.
— Хочешь, я сварю кофе?
— Я сам сварю. И бутерброды у нас есть.
— Тогда я пойду одеваться…
— Давай.
Йен ничем не выдал своего разочарования. А он был очень разочарован и очень зол. Не на Карен. На судьбу. Она снова поставила ему подножку. Снова забирает у него то, что он только что обрел — и даже не осознал до конца, что это произошло.
Он механически накрывал стол к завтраку. Все его мысли были обращены к прошедшей ночи.
Они с Карен знакомы неделю. Всего неделю. Никогда ни с одной женщиной он не сближался так стремительно, будто какая-то сила сталкивала их. Толкнула. А теперь — разводит в разные стороны.
Йен стиснул зубы. Какая же это мука — быть игрушкой в руках судьбы. Воздушный шар, несомый ветром, наверное, ощущал бы себя так же. Карен была удивительно нежной и в то же время пылкой. Нерастраченная страсть шумела в ней бурным потоком, и как получилось, что он не смог расслышать этого приглушенного гула до вчерашнего вечера, когда река ее чувственности вышла из берегов?
Этой ночью Йен забыл обо всем. Забыл себя, свое прошлое, свою боль… Впервые за долгое время перестал думать. Вообще. Он делал то, что подсказывало ему его — или ее? — тело, и наслаждался этим безмысленным порывом, как наслаждается водой в пустыне истомившийся путник.
У них могло быть еще несколько восхитительных дней и бесконечно долгих ночей. Ему казалось, что он подошел к ответу на какой-то очень важный вопрос, который долго мучил его и который он почему-то забыл. И то, что теперь Карен нужно уехать, казалось ему истинной катастрофой. Йен уговаривал себя, убежал, что это все не беда, что они встретятся через несколько дней в Нью-Йорке, что, в конце концов, он может поехать с ней и этой ночью снова держать ее в объятиях…
И сам себе не верил.
Карен вышла из спальни — одетая в обычный свой свитер под горло и джинсы, какая-то угасшая и потерянная. Ночью ему казалось, что в ней сияет нечеловеческая, неземная красота. Если она и была, то теперь огонь скрылся под слоем пепла. Серенько, тихо.
Больше всего на свете Йену хотелось подойти к ней, стиснуть в объятиях, сказать, как сильно она ему нужна, вот именно сейчас нужна, необходима, как биение сердца, поцеловать в губы — и никуда-никуда не отпустить. Но есть ли у него на это право? Мы свободны до тех пор, пока не преступаем свободу другого человека. Она решила ехать. Это — ее выбор. Пусть так.
Завтракали в молчании.
— Ты сердишься на меня? — спросила Карен, когда они уже сидели в машине.
— Нет, с чего ты взяла?
— Я бы, наверное, сердилась.
— Хорошо, что я не ты.
— Да уж. Помнится, вчера мы уже говорили на подобную тему… — Карен осеклась. Будто для нее все произошедшее стало табу.
Йену сделалось от этой мысли горько, как будто он разжевал ветку полыни. Чтобы не развивать ее, вдавил педаль газа в пол.
Доехали до Сиракьюс за час с небольшим. Карен, взглянув на наручные часы, не поверила своим глазам. Вопросительно посмотрела на Йена.
— Ну, мы ведь торопились, так? — Он пожал плечами.
Его раздражение Карен читала в каждом жесте. Ее и саму мучило острое чувство, что что-то не так. Точнее все не так. Ей не следовало бы уезжать вот так, внезапно, особенно — после волшебной ночи. Однако сил сопротивляться ходу событий Карен в себе не ощущала.
А может, он злится из-за того, что между ними было? Так ведь тут все просто, она сейчас уедет, и не нужно будет смотреть ей в глаза, а через неделю можно будет делать вид, что ничего не произошло.
Нет. Хорошо, что все сложилось именно так. Им обоим есть о чем подумать.
— Пожалуйста, когда поедешь обратно, веди аккуратнее. Я буду волноваться за тебя.
— Не стоит. Я отлично вожу машину.
— Не хочу и думать о том, что было в прошлый раз, когда ты мне это сказал.
Он проводил ее до поезда. Прощались на перроне. Было грустно, как будто они прощались на целую вечность.
Карен не сдержалась и закурила. Йен явно делал вид, что не замечает этого.
Он обнял ее, и она уткнулась носом ему в грудь, туда, где распахнута была его куртка. Сводящий с ума запах его тела вызвал в ней дрожь. Карен прислушалась к себе — да, желание. Улыбнулась ему уголками губ. Привстала на цыпочки и выдохнула ему в ухо:
— Спасибо за это чудо… Я буду очень-очень по тебе скучать.
Он прикоснулся губами к ее шее под ухом. Карен мурлыкнула от удовольствия и скользнула в вагон.
Из окна она видела, как он улыбается ей. Немного печально, но все же улыбается.
9
Миссис Филлипс явно страдала склонностью к преувеличению и драматизации. Но это был не тот случай. Карен только теперь поняла, насколько незаменима Мишель. Ее пары рук Карен явно не хватало. На нее вновь почетным грузом легли обязанности по варке кофе для миссис Филлипс, мытью чашек и тарелок за миссис Филлипс, доставке одежды из химчистки для все той же миссис Филлипс. Плюс свои собственные, организаторские. Плюс упаковка подарков — Карен здраво рассудила, что если дожидаться Мишель, то они и в четыре руки не успеют упаковать и разослать все подарки до Рождества. У компании и у миссис Филлипс лично было очень-очень много друзей и партнеров, которых никак нельзя обойти вниманием…
Карен не хватало времени, чтобы заварить чашку чаю или отлучиться в туалет. Телефон звонил почти непрерывно. То есть он и раньше звонил, но раньше за столом напротив сидела Мишель, и это было не так… трагично. Господи, и как Мими справлялась тут одна в прошлую «счастливую пятницу»? Все-таки она гораздо проворнее и сообразительнее, чем думала про нее Карен.
Времени на то, чтобы осмыслить произошедшие в ее жизни изменения, у Карен, естественно, тоже не было. Да и были ли это изменения? Что нового появится в отношениях с Йеном после последней ночи? И продолжатся ли они вообще, эти отношения?
Карен ненавидела такой темп жизни. Кому-то нравится, кто-то способен чувствовать прилив энергии даже оттого, что все время занят. А ей казалось, что у нее отнимают ее саму: ее силы, мысли, желания. К десяти-одиннадцати вечера, когда она уходила из офиса, ни тех, ни других, ни третьих не оставалось вовсе. Она писала Йену коротенькое сообщение, сидя в такси, и, если он не отвечал сразу, не всегда могла среагировать на звук работающего мобильного. В такие дни она засыпала несчастной.
