Кара Уилсон - Я выбираю любовь
Она застыла, не узнавая его голоса, который стал похож на мурлыканье леопарда.
Он медленно поднял руку, чуть отодвинув мягкие, пушистые серебряно-белые перья.
— Чьи это перья? Голубя? Какой-то странный оттенок для голубя: не белые, а серебряные.
— Нам сказали, что они от серебряного фазана, — пробормотала она.
— Прекрасно, — сказал Патрик, кончики его пальцев пробежали по перьям до филигранного серебряного края маски над ее скулами. Она вздрогнула, когда почувствовала, как его пальцы коснулись ее теплой кожи, скользнули вниз ко рту, нежно проследовали по его изгибу, вызывая дрожь возбуждения во всем теле.
Она была загипнотизирована, наблюдая за ним через маску, в то время как желание заставляло ее дрожать, а страх напоминал прошлые события.
— Если вы птица, я хотел бы поймать вас и посадить в клетку, — еле слышно сказал Патрик. — Если вы женщина, то я хотел бы запереться здесь с вами, чтобы целыми днями заниматься любовью.
Его улыбка была лукавой, но глаза горели так страстно, что мурашки побежали по телу девушки.
Она попыталась перевести все в шутку, заставив себя издать короткий смешок.
— У вас странное чувство юмора, я не думаю, что это забавно.
— Мне не забавно. — Он внезапно схватил ее за руки снова развернул лицом к зеркалу.
Патрик стоял сзади нее, его подбородок лежал на плече Антонии, его руки скользнули вокруг талии и схватили ее грудь в чашечках лифчика.
— Вы женщина или нет? Не время ли вам решить этот вопрос?
— Нет! — простонала она, стараясь вырваться, но на этот раз его рука сжала талию, потянув ее назад.
Его тело прижалось к ней, заставив осознать, насколько он возбужден.
— Перестань сопротивляться, Антония, — тихо сказал он, его рот прижался к ее шее и зубы нежно покусывали кожу. — Только расслабься и почувствуй это.
Как будто она не чувствовала!
— Я не могу вынести этого! Пожалуйста… не надо, Патрик, я не могу, — бормотала она, закрыв глаза.
— Не закрывай глаза! — в неистовстве воскликнул Патрик. — Посмотри в зеркало, Антония! Успокойся и честно взгляни на то, чего ты так боишься и от чего убегаешь!
Она покачала головой, боясь открыть газа, ее сердце неистово билось.
— Если ты будешь продолжать закрывать глаза и притворяться, что ничего не происходит, ты никогда не сможешь, не дрогнув, встретить любовь!
Его голос снова стал резким, она почувствовала охвативший его гнев и вздрогнула.
— Не сердись на меня, — умоляла она. — Тот мужчина был сердитым… я ненавижу, когда ты в гневе, это напоминает мне о нем.
— Все во мне напоминает его, не так ли? Как ты думаешь, что я чувствую по этому поводу? Иногда ты смотришь на меня, твои глаза затуманиваются, я вижу, как ты вздрагиваешь, и знаю, что ты думаешь о нем. Я хочу найти того ублюдка и убить его!
Его слова были столь неожиданны, что она непроизвольно подняла глаза и посмотрела на него в зеркало.
Патрик поймал ее взгляд.
— Антония, ты хочешь, чтобы с тобой всю жизнь обращались, как с калекой? Раньше или позже тебе придется признать, что ты женщина и нуждаешься в любви. В этом нет ничего плохого или постыдного.
Он обнял ее, потом нежно прижался к ней щекой.
— Мне это тоже необходимо, как, впрочем, и всем. Человеческие существа нуждаются в любви, как растения в дожде. Твой опыт был горьким, но если ты никогда полностью, по-настоящему не станешь женщиной, то ты запрячешь все это в себе и будешь бояться любить.
Антония смотрела, как интимно они обнялись, как тесно прижались друг к другу, ее тело будто вдавилось в тело Патрика. Ее тонкая полупрозрачная черная комбинация скрывала очень мало, и большая часть тела была хорошо видна. Она хотела снова закрыть глаза, но взгляд Патрика загипнотизировал ее, и она не смогла отвести от него глаз.
Патрик, не отрывая от нее взгляда, начал исследовать ее тело. Его губы слегка касались ее шеи, ключицы, плеча, легкие, как крылья бабочки, поцелуи заставляли ее трепетать от удовольствия. Тем временем руки его тоже были заняты, он отодвинул тесемки ее комбинации и лифчика, обнажил ее грудь, нежно лаская упругую бледную кожу с затвердевшими розовыми сосками. Она беспомощно наблюдала за ним, дрожа и хрипло дыша, и Патрик следил за ее лицом, пока его руки ласкали ее тело.
— В этом нет ничего ужасного, не правда ли? — прошептал он, мягко покусывая мочки ее ушей. — Это не пугает тебя, я не обижу тебя. Тебе это нравится. Не притворяйся, что нет. Ты хочешь, чтобы я касался тебя.
У нее не было сил отрицать это, даже если она захотела бы, она задыхалась.
— Ты хочешь, чтобы я касался тебя, — повторил он хрипло. — Вот так…
И его руки нежно пошли вниз по женственным изгибам ее тела, проследовали по ее бедрам, тепло его ладоней, проникавшее через тонкий шелк, доставляло ей сильное наслаждение.
— И вот так… — пробормотал он, когда его рука нашла край ее комбинации, подняла кружево вверх и скользнула под трусики, гладя ее теплые, гладкие бедра изнутри.
Он зашел слишком далеко. Она напряглась.
— Нет! Не надо, не надо…
— Не паникуй, Антония, не начинай снова сопротивляться. Все хорошо, ты разрешаешь то, что тебе хочется, — сказал он мягко.
Антония буквально горела. Она сильно дрожала, но было слишком поздно, чтобы останавливать его. Он знал теперь, что она хочет его, он открыл ей секрет, обнаружил влагу и жар, которые выдали ее, и мягко продолжал возбуждать ее кончиком своего пальца, ритмично и мучительно.
— О нет, — застонала она, закрыв глаза, пораженная и пристыженная.
Он поцеловал ее шею.
— Да, — прошептал он, в то время как его руки продолжали мучить ее, заставляя испытывать удовольствие, сводящее ее с ума. Ее сердце учащенно билось, она была едва в состоянии дышать, желая его так сильно, что более, кажется, и вынести не могла, и в то же самое время боялась тени третьего, которая всегда незримо присутствовала.
— Я не могу! — закричала она, и Патрик повернул ее лицом к себе.
— Ты все еще путаешь меня с ним? Чем я могу тебе доказать, что никогда не обижал женщину подобным образом? Я никогда в моей жизни не принуждал женщину дать мне то, что я хотел.
Антония с болью вздохнула, и он перестал говорить и посмотрел на нее.
— Ты ревнуешь, Антония? — спросил он.
Она не могла встретиться с ним взглядом. Он откинул ее голову назад, заставляя взглянуть на себя. Его губы искривились в триумфальной улыбке.
— Тебе нет нужды ревновать, я никогда не спутаю тебя ни с кем, дорогая, — прошептал он.
Никто не называл ее до этого «дорогая». Слово заставило ее растаять. Патрик наклонился, чтобы поцеловать ее, и она инстинктивно двинулась навстречу ему, ее губы раздвинулись. В диком порыве страсти она обвила его руками и притянула ближе, ее руки ласкали его затылок, плечи, спину.
