Дженнифер Стилл - Под счастливой звездой
— Ты уверена?
— Да, — кивнула она. — Так что, составишь мне компанию?
— С удовольствием, — сказал он и притянул ее к себе, чтобы поцеловать.
Кажется, я еще глубже увязаю в своих проблемах, подумала Кесси, отвечая на его поцелуй. Однако у меня такое чувство, что очень скоро все разрешится. Вот только, боюсь, что без пострадавших не обойдется. Кто-то все равно окажется в проигрыше. Мне не удастся выйти сухой из воды. Ну и кашу ты заварила, Кесси Уинтерз!
Трейс складывал в небольшой чемодан одежду Симоны.
И откуда у нее столько вещей? — недоумевал он. Она же всю эту неделю провела в постели. Зачем ей три кофточки, две юбки, шелковый халат, кружевное нижнее белье?.. А это что? Пеньюар? И до чего же тяжелая косметичка!
— Симона, признайся, ты пыталась совратить здешних врачей? — спросил он, когда ему удалось-таки, хоть и с большим трудом, захлопнуть крышку чемодана.
— Да кого тут совращать-то? — фыркнула Симона. — Если только твою подружку Уинтерз.
— Она не моя подружка, — откликнулся Трейс после минутного молчания.
Симона не заметила заминки. Она водила кисточкой с тушью по ресницам, сосредоточенно глядя на свое отражение в маленьком зеркальце, которое держала в руке.
— Откуда взялась эта одежда? — продолжал удивляться Трейс. — Я тебе ее не привозил.
— Моя мама позаботилась о том, чтобы у меня было все необходимое.
— Твоя мама? Разве она в Майами?
— Да, прилетела, как только узнала, что я лежу в больнице.
— Почему ты мне не сообщила?
— А зачем тебе знать? Она все равно не хочет тебя видеть.
Трейс скрестил руки на груди и смерил Симону сердитым взглядом.
— Я что-то пропустил, дорогая?
— А? — Она принялась красить губы.
— Твоя мать за что-то сердится на меня?
— Естественно.
— И что же я натворил? — опешил Трейс. — Я с ней даже не знаком.
— Дорогой, не бери в голову. Видишь ли, моя мать придерживается традиционных взглядов на отношения между мужчиной и женщиной. Она считает, что мы с тобой живем во грехе. Мама заявила, что не будет общаться с тобой до тех пор, пока ты не сделаешь мне предложение.
— Она в курсе, что ты уже не была девственницей, когда мы с тобой познакомились?
— А это тут при чем?
— Да так… — Трейс, нахмурившись, отвернулся к окну.
— Не переживай. Я сказала матери, что ты вот-вот созреешь для предложения руки и сердца.
Он посмотрел на Симону поверх плеча.
— Врешь родной матери?
— Вру? — переспросила она, повысив голос. — Разве ты не намекал мне на то, что наша помолвка не за горами?
Он подошел к ней, присел на корточки и взял ее за руки.
— Симона, я ничего тебе не обещал!
— Ты что, бросаешь меня?! — воскликнула она. — Да что это с тобой?
— Не бросаю, нет… Однако о помолвке говорить еще слишком рано.
— А когда будет в самый раз? Через год?
— Симона, ты давишь на меня! — Трейс поднялся и метнулся к двери.
— Эй, а ну-ка, постой! — взвизгнула Симона. — Что произошло, пока я лежала в больнице? Ты встретил другую женщину?
— Нет!
— Ты очень изменился, Трейс.
— Я прежний, Симона. Не делай из мухи слона.
— Ты бежишь от разговора о свадьбе!
— А чего ты ждала? Ты практически принуждаешь меня сделать тебе предложение! — возмущенно воскликнул он. — Мы никогда не обсуждали наше будущее. С чего ты вообще взяла, что я хочу на тебе жениться?
У нее задрожали губы.
— Кесси так сказала!
— Кесси? — Его брови поползли вверх. — Кесси Уинтерз?
— А кто же еще! — фыркнула Симона.
— И что именно она сказала?
— Я точно не помню… — тут же начала отпираться Симона. — Вроде бы ты ей сообщил по секрету, что собираешься на мне жениться.
Вообще-то это Вэнди проболталась. Симона успела с ней подружиться, а та с радостью делилась сплетнями. Хорошо, что Кесси не подозревала о том, что лучшая подруга и «невеста» Трейса нашли общий язык.
— Поговорим об этом позже. Пойду подгоню машину, — произнес Трейс, подхватил чемодан и вышел за дверь.
— И все-таки он сбежал! — Симона скривила губы в усмешке.
Она осмотрела палату, чтобы быть уверенной, что ничего здесь не оставила. Возвращаться сюда Симоне не хотелось.
Как же хорошо, что Кесси не на дежурстве! — подумала она. Мне не придется фальшиво улыбаться и делать вид, что я благодарна ей.
— Выписываешься? — В палату заглянула Вэнди.
— Ах, здравствуй! А я как раз вспоминала о тебе! — радостно воскликнула Симона.
— Да? Надеюсь, я произвела на тебя хорошее впечатление.
— О да! В отличие от моего лечащего врача ты относилась ко мне по-человечески.
Вэнди стало стыдно за свою лучшую подругу.
— Кесси действительно порой ведет себя некорректно по отношению к другим людям.
— Да она настоящая ведьма!
— У нее трудные времена.
— А кому сейчас легко? — хмыкнула Симона. — Не оправдывай ее. Она ужасна. Не понимаю, как вы стали подругами. Ты такая милая, понимающая, а она…
— Давай не будет говорить о Кесси, — попросила Вэнди.
— Да, прости. — Симона понимающе улыбнулась. — Ты ее любишь, несмотря ни на что, я знаю.
— А где Трейс? — Вэнди осмотрелась, будто думала, что Трейс мог притаиться, к примеру, за тумбочкой.
— Ждет меня внизу. Он смылся, когда я заговорила о нашем будущем.
— О возможной свадьбе?
— Совершенно верно. Кажется, он передумал. — Симона надула губы. — Мужчины так непостоянны.
— Не расстраивайся, — попыталась утешить ее Вэнди. — Он еще образумится. Разве найдет он другую такую любящую, нежную, искреннюю женщину, как ты?
— Я и не расстраиваюсь, — пожала плечами Симона. — Никуда он от меня не денется. Я намерена забеременеть от него в кратчайшие сроки.
Вэнди опешила.
— Разве ты не хочешь обсудить с ним возможность завести ребенка?
— Такие решения должна принимать только женщина.
— Ты так считаешь? — растерянно спросила Вэнди.
— Если я буду ждать, пока он созреет, то состарюсь, так и не родив.
У Симоны зазвонил телефон. Она взглянула на дисплей, хохотнула и извинилась перед Вэнди:
— Прости, я отвлекусь ненадолго. Это мама. Никуда не уходи. У меня для тебя есть подарок. Да, мам!
Вэнди присела на стул в ожидании конца разговора. Она была рада немного передохнуть. Ее смена подходила к концу, и Вэнди падала с ног от усталости. Однако совсем скоро у нее появилось острое желание если не уйти, то куда-нибудь спрятаться, потому что Симона начала обсуждать с матерью темы, на которые обычно не говорят при посторонних людях.
