Кэтрин Бритт - Нежное пламя
— Да, — ответила Викки, подумав о том, сознательно ли Жанера относит ее к обслуживающему персоналу.
Викки спустилась вниз, все еще думая об этом, пока Жанера говорила что-то месье Жассерону. Затем она тоже спустилась, и Викки проводила ее до двери.
— Вы не находите, что здесь скучно после Лондона? — спросила Жанера, на секунду задержавшись.
— Честно говоря, мне здесь нравится, — сказала Викки, чувствуя напряжение в голосе француженки.
— Но вы все же будете рады вернуться домой, не так ли?
Говоря с кем-нибудь другим, Викки ответила бы не задумываясь, но в этой женщине было что-то заставлявшее ее держать язык за зубами. Жанера явно не питала к ней дружеских чувств. Была какая-то причина в ее задержке. И Викки не пришлось долго ждать, чтобы выяснить это.
— Я не тороплюсь, — ответила Викки.
Жанера пристально взглянула на нее:
— Я случайно была сегодня на одной ферме, и хозяин спросил, как вы себя чувствуете. Кажется, вам в глаз попала искра, когда вы были там с месье Рансаром?
— Да, именно так, — холодно ответила Викки.
— Я полагаю, что вы, как и всякая незамужняя девушка, находите Ги привлекательным?
Викки решила быть дипломатичной:
— Доктор был очень любезен. Моя машина сломалась, и он предложил подбросить меня.
— Он очень воспитанный человек. Робер Бриссар — один из его ближайших друзей.
Викки понимала, на что она намекает. Жанера хотела сказать, что в знаках внимания, которые оказывал Ги, не было ничего особенного, ничего личного. Это была с его стороны просто любезность, это было из-за его отношений с Робером. Викки напряглась, рассудив, что достойный отпор не приведет к дружбе с этой француженкой, однако, возможно, все-таки вызовет некоторое взаимное уважение.
— Я прекрасно понимаю это. И вовсе не собираюсь неправильно истолковывать его дружеское отношение.
Улыбка Жанеры была несколько натянутой.
— Многие женщины превратно истолковывают знаки внимания со стороны холостого мужчины. Я рада, что вы не заблуждаетесь на этот счет. Доброй ночи, мадемуазель.
Викки простилась с ней так же холодно. Она заперла дверь и поднялась по лестнице, обнаружив месье Жассерона наверху.
— Моей жене немного лучше. Возможно, помогло лекарство, которое вы ей дали, — сказал он с некоторым облегчением.
— Я рада, — ответила она. — Пожелайте ей от меня доброй ночи. Я надеюсь, что она будет спать спокойно и вы тоже. Позовите меня, если будет нужно. Спокойной ночи, месье!
Викки долго еще стояла перед открытым окном в своей комнате, вдыхая свежий воздух и размышляя о Жанере Молино. Итак, она выпускает коготки, когда дело касается Ги.
Утро вторника снова принесло надежду на прекрасный день, и Викки встала пораньше, чтобы приготовить завтрак месье Жассерону. Он сказал, что мадам хорошо спала и чувствует себя немного лучше. Позже Викки отнесла ей завтрак, чем вызвала у женщины замешательство. Иронично и чуть виновато улыбаясь, мадам поставила поднос на кровать.
Когда Викки поднялась снова, чтобы забрать поднос, мадам Жассерон уже позавтракала и выглядела вполне веселой.
— А теперь я встану, — сказала она решительно и, хотя Викки возражала, все же поднялась.
Викки открыла окна, привела в порядок спальни и вышла, чтобы покормить кур и гусей. К ее облегчению, последние стали вести себя с ней гораздо более дружелюбно. Лошади Шанди она дала кусочек сахара. Это было прекрасное животное, хороших кровей. С тех пор как месье Жассерон узнал о ребенке, он стал подумывать о разведении лошадей. Кто знает, говорил он, ведь может родиться сын. Викки надеялась, что будет именно так, и отказывалась разделять пессимистические настроения мадам. Позже Викки отнесла поднос с едой женщине, которая работала в коровнике. Она была итальянкой и недавно приехала к своему мужу, одному из многочисленных загорелых рабочих, кочующих на грузовиках по дорогам страны в поисках заработка.
Марии было немногим более двадцати лет. Она была темноволосой и крепко сложенной, много работала, быстро и аккуратно, но в ней совсем не было нежности, потому что она выросла отнюдь не в атмосфере любви. Она почти равнодушно приняла свою пищу и так же монотонно говорила. Да, ей нравится здесь, и скоро она пошлет за своими тремя мальчиками. В глазах ее не было любви, когда она говорила о своих детях. Она неплохо объяснялась по-английски, потому что служила в Турине в английской семье вплоть до своего замужества. Но Викки не находила ее привлекательной.
После обеда Викки собиралась в деревню — забрать лекарства мадам и сделать кое-какие покупки.
— Может быть, вы заедете в город, — спросила мадам Жассерон, — когда закончите со своими покупками? Мне нужно еще шерсти для одеяла, которое я вяжу для малыша, а ее можно купить только в магазине «Монмер».
Итак, Викки завела Сару и отправилась в город, по дороге захватив Марию, — та попросила подбросить ее домой. Высадив итальянку, она поехала дальше. Сара была в гораздо лучшем расположении духа после посещения гаража. Вокруг повсюду цвели мимозы, и солнце сияло, хотя, конечно, не так ярко, как летом. Летом никто не ездил за покупками, потому что магазины были закрыты, а ставни на домах задвинуты — люди спасались от жары. В полях плуги стояли без движения, а быки и ослики отдыхали в своих стойлах.
Жизнь здесь протекала приятно, но неспешно. Для женщины общительного типа, подумала Викки, здесь было бы не очень весело. Вот и про месье Жассерона можно было сказать, что он хороший человек, но скучноватый. Но в то же время те, кто знал месье Жассерона поближе, отмечали его чувство юмора и обаяние. А с тех пор как появилась новость о ребенке, он вообще сбросил несколько лет. Он хорошо пел — у него был неплохой баритон, который, правда, в последние годы не был слышен, потому что месье Жассерон постоянно чувствовал грусть своей жены из-за отсутствия у них детей. Он хорошо питался — ел продукты, получаемые на ферме, пил розовое вино собственного производства. И сейчас в отдельные веселые моменты даже вальсировал с мадам по кухне, пока они не падали на стулья, счастливые оттого, что Викки смотрела на них. Мадам извинялась за его поведение, а Викки при виде их счастья чувствовала себя лишней и потерянной.
Ее поток мыслей грубо оборвали рабочие, ехавшие за ней на грузовике, которых она, видимо, задерживала на узкой дороге.
— Добрый день, мадемуазель! — прокричали они, проезжая мимо.
— Добрый день, месье! — ответила она.
Сара неохотно уступила им дорогу, посторонившись, — она, несомненно, помнила о том, как сама соскользнула в кювет, когда месье Жассерон вез на ней свои продукты на рынок.
