Дайана Лайт - Трудный выбор
Что это? Ревность? Но он сразу успокоился, видя, что Вероника, вежливо улыбнувшись Аньелли, прошла мимо.
— Выпьете чашечку кофе, дорогая? — спросил он, когда она подошла.
— Может, чего-нибудь покрепче? — ответила Вероника вопросом на вопрос.
Губы его расползлись в ленивую улыбку.
— Позвольте мне догадаться. Лора, как видно, успела шепнуть вам несколько слов.
Она серьезно взглянула на него и сказала:
— Это было не смешно.
— Аукцион, кажется, идет концу.
— В таком случае, не уйти ли нам?
Он протянул к ней руку и слегка помассировал нежное основание шеи. Вероника отстранилась.
— Хорошо, pequena. Вы меня уговорили. Едем домой.
Ралф дождался минуты, когда они, сев в авто, выехали с той улицы, где проходил благотворительный вечер, после чего спросил свою попутчицу:
— Вы что-то хотите сказать мне?
В полумраке машины Вероника не могла рассмотреть выражения его лица.
— Богатые живут по собственным правилам.
— Объяснитесь.
— Хорошо. Вот двое богатых мужчин, рядом с каждым из них женщина. Имеет ли какое-то значение, кто с кем состоит в паре? Лора предложила мне обменяться партнерами. Во всяком случае, намекала на это.
Вероника метнула в него быстрый взгляд, в свете фар проезжающей машины заметила его улыбку. Если он рассмеется, она его просто ударит. Но он не рассмеялся, и она молча просидела весь остаток пути до дома.
Входя в дом, Ралф пропустил Веронику вперед и, когда она поднималась по лестнице, смотрел на ее выпрямленную спину и напряженный затылок.
Вероника молча разделась, удалила с лица макияж, почистила зубы, натянула свою футболку и нырнула под одеяло.
Ралф лежал, откинувшись на подушку, но она, мельком взглянув на него, повернулась к нему спиной.
Через несколько секунд она услышала щелчок выключателя, и комната погрузилась во тьму.
Вероника лежала, не шевелясь, даже дыхание старалась сдерживать, заставляя себя расслабиться и уснуть. Она даже начала мысленно считать минуты. Две, три, четыре... Десять, одиннадцать, двенадцать. Двадцать.
Черт побери! Почему так разыгралось ее воображение? И почему оно всецело сосредоточено на мужчине, спящем на расстоянии вытянутой руки от нее?
Смирись, шептал внутренний голос, перестань устраивать ему сцены. Ты ведь хочешь его. Тебе просто необходимо вновь и вновь осязать его ласки.
Ощущать вкус его поцелуев, приводящих в смятение все твое естество.
Соблазнительные видения дразнили ее, и она, будто бы во сне, неторопливо повернулась к нему. Может, если протянуть руку и легонько коснуться...
— Ну что, надоело капризничать? — раздался его голос.
Вероника замерла, когда он протянул к ней руки. Одно движение, и она оказалась на нем.
Найдя ее губы, он прильнул к ним долгим и страстным поцелуем, потом усадил ее на себя и одним резким движением овладел ею. Она застонала и замерла, и какое-то время ему пришлось слегка подбрасывать ее, пока она, подхватив ритм, не начала двигаться сама.
Но опыта у нее все еще было маловато, и он, видя, что она быстро устала, перекатился вместе с нею, оказавшись в обычном и привычном для нее положении.
Каждый раз, когда они были вместе, она думала, что лучше этого уже и быть ничего не может, но нередко степень наслаждения вновь и вновь возрастала. Она пылко льнула к нему, из уст ее вырывались хриплые стоны, и вот по всему телу разлилась мучительно-сладостная радость свершения.
Потом, чуть отдышавшись, она притянула к себе его голову и впервые сама, по собственной инициативе поцеловала в губы. Нежность переполняла ее. Нежность и благодарность. А он сжимал ее в своих объятиях и еще долго целовал и ласкал.
Наконец, утомленные и пресыщенные, они задремали. Но и во сне он продолжал обнимать ее, и тепло его дыхания шевелило завиток волос на ее шее.
Неделя прошла с тех пор, как Матью перевели в отдельную палату. Когда Вероника впервые обнаружила это перемещение, она попыталась выяснить причину его перевода. Ей объяснили, что так распорядился Ралф Спенсер.
— А вы предпочли бы, чтобы ваш отец умирал в общей палате? — холодно спросил ее Ралф, когда она потребовала объяснений. — Разве последние свои дни он не проведет более достойно в отдельной палате?
Вот и еще один пункт, за который она должна быть ему благодарна. У нее уже целый ворох вещей, на приобретении которых он настоял. Когда придет время расставаться, решила она, надо будет с ним расплатиться, хотя бы в той мере, в какой это будет в тот момент для нее возможно.
Посещения больницы раз от разу становились все тягостнее, ибо Матью с каждым днем все более увядал, по крупице теряя последние жизненные силы. А в последний раз, когда она пришла к нему в понедельник, он лежал с кислородной трубкой в носу, уже не узнавал ее и почти все время, которое она провела с ним, находился в беспамятстве. Сердце ее разрывалось от боли.
Вероника не хотела уходить от него. Она отыскала телефон и позвонила Ралфу. Он взял трубку почти сразу же:
— Что случилось?
— Отец... — Объяснять она ничего не стала, да и не могла. — Я задержусь у него.
— Держите меня в курсе.
— Хорошо.
Она отключила связь и какое-то время стояла, невидящим взглядом уставясь на цветной настенный плакат.
Вероника уже несколько месяцев знала, что жить отцу оставалось немного, что он обречен, но оказалась совершенно не готовой к моменту, когда он действительно начнет умирать.
Она медленно повернулась, вошла в палату, села и взяла отца за руку.
В таком положении час спустя и нашел ее Ралф. Он привез бутерброды и оставался рядом с Вероникой до полуночи.
В полночь Матью тихо отошел в мир иной.
Ралф вывел ее из палаты, обнял и тихонько погладил по голове.
Вероника не плакала, была в состоянии полной прострации. Через несколько минут она подняла голову и отступила от Ралфа на шаг.
— Со мной все в порядке.
С ней, конечно, далеко не все было в порядке. Лицо бледное, осунувшееся, а взгляд такой опустошенный, что Ралфу стало не по себе.
Покончив с формальностями, он посадил Веронику в машину и отвез домой. Там, наполнив ванну, он принес бутылку охлажденного вина и два бокала, после чего бережно раздел ее, разделся сам, взял ее на руки и вошел в воду. В воде он усадил ее спиной к себе.
— Вероника, дорогая моя, не хотите поговорить? — тихо спросил Ралф, касаясь губами ее волос.
Она отрицательно покачала головой, но в душе была благодарна ему за проявленную заботу.
Позже, осушенная большим полотенцем и уложенная в постель, она не протестовала, когда он обнял ее.
