Мирра Блайт - Просто скажи «да»
— Ты в порядке?
Она кивнула и попыталась улыбнуться, но по ее щекам снова покатились слезы. Опершись на локоть, Эндрю поцелуями осушил их. Он хотел сказать ей, что чувствует, но по прошлому опыту знал, что сейчас не время.
Странное ощущение, сродни испугу, овладело им, когда, подняв голову, Эндрю обнаружил, что Мей все еще смотрит на него. Обычно в постели все ее защитные барьеры падали — так было и в этот раз. Но прежде она всегда закрывала глаза после интимной близости, даже если руки продолжали ласкать его. Словно боялась, что он увидит слишком многое, словно что-то скрывала от него. Сейчас все было иначе.
— Я же предупреждал тебя, Поллард. Слишком много времени прошло, — с натянутой улыбкой произнес он.
Внезапно смутившись, она отвела взгляд и провела пальцем по его ключице. Но глаз все равно не закрыла.
— Не понимаю, о чем ты.
За подбородок он повернул ее лицо к себе.
— Понимаешь. Я буквально лез на стену с тех пор как родился наш парень. Это не лучшим образом сказалось на моей мужественности.
Должно быть, она покраснела, но Эндрю не мог определить это в слабом свете, падающем из коридора. Мей пристально посмотрела на него, уголок ее рта приподнялся в забавной полуулыбке, затем она принялась поглаживать его ключицу.
— Твоя мужественность ничуть не пострадала, Эндрю.
Положив голову на руку, Эндрю усмехнулся.
— Знаешь, а ты довольно симпатичная, Поллард.
Мей с деланной строгостью посмотрела на него.
— А ты — гадкий мальчишка, Макги!
Не переставая улыбаться, он наклонился и поцеловал ее в губы. Это заставило содрогнуться тела обоих. Эндрю едва сдержался, чтобы не застонать. Закрыв глаза, он прижался лбом ко лбу Мей и заставил себя глубоко вдохнуть, остро чувствуя, как влажный жар обжигает его.
Отчасти восстановив самообладание, он поднял голову. Глядя вниз, на нее, он попытался отстраниться, но едва напряг мускулы, Мей обхватила ногами его бедра и прошептала:
— Не сейчас.
Более чем когда-либо согласный с ней, Эндрю тем не менее произнес:
— Милая, наверное, таким образом мы и попали в беду в прошлый раз. — Он медленно улыбнулся и с полной откровенностью добавил: — И как бы мне ни нравилась мысль о том, чтобы снова сделать тебя беременной, думаю, еще рановато.
Но он не собирался давать ей время на размышления. И снова поцеловал Мей, но уже не благодаря и не успокаивая. Эндрю почувствовал, как участился ее пульс, и она раскрыла губы, предоставляя ему полную свободу действий.
— Впрочем, я мог бы кое-что сменить, и мы бы продолжили с того, на чем остановились, — пробормотал он.
Мей снова стиснула коленями его бедра.
— Сменить? Как подгузник?
Он засмеялся, не отрывая от нее своих губ, и крепко обнял ее.
— Именно.
Эндрю проснулся в широкой постели Мей в начале шестого утра. Его сон прервали сопящие звуки, предупреждавшие: осторожно, голодный ребенок! Стараясь не побеспокоить Мей, он встал, вынул Алекса из колыбельки и направился в детскую. Там Эндрю натянул джинсы и сменил подгузник сыну. Затем направился в гостиную, где усадил малыша в креслице, пристегнул ремнями и оставил загорать перед балконной дверью, а сам направился в кухню, где поставил подогреваться бутылочку и принялся варить кофе.
По идее он должен был бы ощущать себя не лучше жертвы автокатастрофы, но на самом деле чувствовал себя так, словно сражался с Голиафом и победил. Он не мог бы сказать, сколько раз они занимались любовью этой ночью, но последний раз был самым лучшим. Потому что инициатива принадлежала белокурому ангелу, у которого не было ничего пристойного на уме.
В конце концов они уснули, но меньше чем через два часа Эндрю резко очнулся от горячих эротических сновидений, героем которых была Мей. Он проснулся в такой готовности и таком напряжении, что даже заскрежетал зубами, чувствуя ее каждой клеткой своего тела и каждым своим лихорадочным вдохом и выдохом отвечая на прикосновение ее руки, лежавшей на его бедрах. Он было подумал, что во всем опять виноваты разбушевавшиеся гормоны. Но потом понял, что и Мей, лежавшая в его объятиях, напряжена и ее дыхание срывается. Настоящее объяснение пришло, когда она медленно, очень медленно погладила его, доведя до точки кипения.
На этот раз они словно унеслись в поднебесье и вернулись обратно. Но, возможно, это показалось неповторимым по одной причине: Эндрю видел по ее глазам, что она хотела его так же неистово, как и он ее. И в этот момент он ощутил, что может свернуть горы.
Однако при свете дня все выглядело иначе. На самом деле ничего не изменилось. Да, понимание того, какое воздействие он оказывает на Мей, окрыляло его и делало более решительным. Но проблема заключалась в том, чтобы научить Мей верить ему…
Эндрю налил себе кофе. Затем принес Алекса, креслице которого водрузил рядом, и протянул ему бутылочку. Сын вцепился в соску так, словно неделю не ел.
— Ну, парень, что ты думаешь о своих родственниках?
Не отрываясь от бутылочки, малыш улыбнулся. Эндрю усмехнулся в ответ.
— Я рад, что ты их одобряешь. — Поставив локти на стол, Эндрю изменил наклон бутылки. — А твоя мама — та просто произвела фурор. Они, наверное, вышвырнут нас с тобой вон, а себе оставят только ее.
Алекс снова бегло улыбнулся ему, и Эндрю, достав салфетку, вытер стекавшую по его подбородку струйку молока. В этот момент в комнату влетела Мей, в наспех завязанном халате, прижимая руки к груди.
— А-ах! Я должна была догадаться, что ты покормишь его. — Она с отчаянием взглянула на Эндрю. — Я встала только для того, чтобы дать ему грудь.
Эндрю вытащил бутылочку изо рта сына и стал отстегивать его, стараясь не улыбаться. Ничто так хорошо не стряхивает утреннюю дрему, как небольшое перепроизводство молока. Он протянул Мей сына, затем спросил:
— Хочешь соку?
Усевшись за стол, она покачала головой.
— Лучше чашечку кофе. Думаю, одна его не убьет.
Эндрю подошел к стойке и наполнил ей чашку, добавив немного сливок. Вернувшись к столу, он был так потрясен открывшейся картиной, что едва не выронил чашку. Как и прошлой ночью, на Мей под халатом ничего не было. Умом он понимал, что Мей так удобнее кормить ребенка, и нет ничего удивительного в том, что на халате расплываются влажные круги. Но в то же время некая часть его существа кричала о том, что нет зрелища более возбуждающего, чем обнаженная женщина — ну, обнаженная под халатом, — кормящая сына грудью, со спутанными после ночи любви волосами.
— Эндрю…
Возможно, ему не следовало откликаться, но только в ее голосе ему послышалась легкая дрожь сомнения. Не глядя на нее, Эндрю буркнул нечто нечленораздельное.
