Этель Куимторп - Любовные колокола
Воскресным утром, когда Мадж проснулась, в воздухе стоял перезвон церковных колоколов. Услышав их, она вздохнула, тяжело поднялась и побрела в ванную. От вчерашних слез глаза отекли, а нос покраснел. Из ванной она решительно направилась в свою комнату и там опять чуть не разревелась. На ее смятой, но теперь пустой уже кровати ночью спал Олджи! Зарывшись лицом в подушку, Мадж стала вдыхать этот неповторимый запах любимого человека, но, случайно взглянув на свое отражение в зеркале, сгребла подушку и с силой запустила ее через всю комнату. Натянув футболку и джинсы и проведя пару раз расческой по волосам, она умылась холодной водой и храбро направилась на кухню Олджи.
Он сидел, нахмуренный, за белым столом и потягивал кофе. На жену даже не посмотрел.
— Олджи!
Муж коротко взглянул на нее и отвернулся.
— Понятно. Ты еще не позавтракал! — Она настроилась по-боевому. — Ну что ж, прекрасно. В таком случае не буду бояться, что меня перебьют. Сразу заявляю, что буду пользоваться твоими кухней и ванной. Никогда не видела смысла в твоей дурацкой идее жить как крестьянская девушка восемнадцатого века. В конце концов, Розаманда так же привыкла к жизни своего века и сословия, как я — к своей современной жизни. И если я не выбита из седла твоими быстрыми машинами и дорогими подарками, то и Розаманда не была искушена фарфором и шелком.
— А как насчет моего тела? Им ты тоже не была выбита из седла? — спросил Олджи с сарказмом.
— Нет. — Она взглянула на него. — Я уже говорила вчера, это была непредвиденная ситуация.
— Значит, это не изменило твоих взглядов на что-либо?
— Нет. Во всяком случае с Розамандой этого бы не произошло.
— Даже если бы ее муж спас ей жизнь?
— Нет, — ответила она решительно. — Розаманда была бы в костюме своего времени, который очень трудно снять, и успела бы прийти в себя, прежде чем могло произойти что-либо подобное. И потом, у нее могли быть средневековые взгляды на жизнь, которых у меня нет.
— У тебя нет? Тогда откуда ты знаешь, как бы она себя повела?
Лицо Мадж вспыхнуло от негодования.
— Просто у меня есть мои собственные принципы, — пробормотала она зло.
— Правда? Больше похоже на то, что ты запуталась в своих принципах, закостенела и зачерствела.
— Нет! — выкрикнула она. — Это ты решил, будто пользование кухней и ванной не соответствует моим принципам. Не я!
Олджи вздохнул.
— Ты делаешь поспешные выводы. Если честно, то я спровадил тебя с моей кухни и дал тебе другую, потому что ты меня раздражала, и, должен признать, увидел в этом рациональное зерно. А твое передвижение по дому я ограничил только из-за того, что кое-где перекрытия прогнили. Меня заботила лишь твоя безопасность. Свидетельство тому — оранжерея.
— Ты знал, что там опасно?
— Конечно, как я мог не знать? Я в строительном деле с шестнадцати лет.
— Тогда почему ты меня не предупредил?
— Мне и в голову не могло прийти, что ты туда пойдешь. Дверь была перегорожена кроватью, а потом я ведь запретил тебе заходить в мои комнаты. Я не рассчитал, что ты такая… беспринципная.
— Беспринципная? — Мадж вспыхнула. — Я? А как ты обращаешься с женщинами? У тебя, должно быть, стальные нервы. Меня, по крайней мере, извиняет то, что я была перепугана насмерть и переполнена благодарностью за то, что ты меня спас. А твое место в кровати Нади еще не остыло, не говоря уже о том, что ты обманул Крис два раза за двадцать четыре часа.
Олджи бросил на нее взгляд, полный презрения, и быстро встал на ноги.
— С меня хватит! — сказал он раздраженно и вышел из кухни, даже не обернувшись.
Мадж высунула язык ему вслед, но помимо воли волна любви вновь захлестнула ее. Волна любви — волна обмана. Ничего подобного, она совсем не любит его. Он просто чрезвычайно привлекателен физически — и все. Обманывая себя, она переживала, что предала свои принципы. Теперь всегда будет контролировать собственные поступки и не позволит больше унизить…
Когда она вошла в гостиную, то увидела на столе свою работу, спасенную Олджи. В ней сразу шевельнулись угрызения совести и вспыхнуло к нему новое чувство благодарности, которое так близко к любви.
Бороться с любовью к Олджи было невыносимо. Мадж прислушивалась к каждому еле слышному звуку, к скрипу старых половиц, которые могли бы известить о его приближении. Она хотела быть с ним и ничего не могла с этим поделать.
Наконец Мадж поддалась искушению и вновь пошла на кухню — вдруг муж там. Не найдя его, включила электрический чайник и попыталась насыпать кофе в чашку его способом, но не сумела. Как у него получалось насыпать ровно столько, сколько нужно? Она открыла ящик и с отсутствующим видом стала рыться там в поисках чайной ложечки и вдруг нахмурилась, уставившись в него. Яростно копаясь в ложках, вилках и ножах, Мадж поняла, что туда не заглядывали уже много месяцев — на дне ящика слой пыли четко указывал прежнее расположение вилок и ложек. Это значит…
Электрический чайник отключался сам, и можно было зайти наверх — в ванную Олджи. Там она внимательно осмотрела цемент вокруг кафельных плиток, полки и потускневшие медные трубы раковины. Никаких сомнений — и кухней, и ванной постоянно пользуются уже несколько лет, не недель… Мадж схватилась за голову. Не стоило ей обвинять Олджи в разрушении исторического памятника, поскольку перестройка дома, оказывается, началась давным-давно — задолго до того, как он его купил. Надо немедленно извиниться перед этим человеком, в которого она, кажется, действительно влюблена!
Машина хозяина стояла на месте, но самого его нигде не было видно. Терзаемая угрызениями совести, Мадж вышла в сад. Мысли ее кружились вокруг Олджи. Она вспомнила, как это было чудесно — заниматься с ним любовью! Слезы затуманили ей глаза, и женщина плюхнулась в стоявший рядом с ней шезлонг.
— А, вот тыг де… — вздрогнув, услышала Мадж.
Перед ней стоял Олджи в белом теннисном костюме с ракеткой в руке. Беззаботно бросив ее на траву, он подошел и сел в соседний шезлонг.
— Олджи, — сказала Мадж, нервно теребя низ футболки, — я хочу извиниться перед тобой.
— Не надо, — ответил он так яростно, что даже ошарашил ее.
— Но…
— Без всяких «но». Может, хватит ворошить прошлое, а?
— Но я случайно узнала, что это не ты передел кухню.
— Я уже сказал тебе — не беспокойся.
— Хорошо. — Она отвернулась, чтобы он не заметил недавние слезы в ее глазах, и встала.
— Сядь.
— У меня есть дела.
— У тебя нет более серьезного дела, чем выслушать меня. Поэтому сядь.
Мадж нехотя выполнила его просьбу.
