Лора Брантуэйт - Наш маленький Нью-Йорк
— Куда уж мне… и так хватает.
— Заведи лучше парня, — серьезно посоветовал Том. — Пусть он тебя любит и согревает. И не вздумай сейчас реветь, — предупредил он. Еще одной плачущей женщины в этой крохотной квартирке он просто не переживет.
Кейси подмигнула, улыбнулась солнечно:
— Да брось, чего мне… — Она махнула веером из зеленых бумажек и спрятала его в карман. И, чего Том совсем не ожидал, чмокнула его в щеку ну совершенно сестринским поцелуем. — Пока. Счастливо тебе… помириться с Эмили.
И пулей помчалась прочь, будто у нее открылось второе дыхание. Она что, испугалась, что он передумает и отберет у нее деньги?!
Хлопнула входная дверь — Том выдохнул. Ну, по крайней мере, теперь можно спокойно решать проблему с Эмили.
«Проблема с Эмили» осталась стоять на кухне в той самой позе, в которой он ее оставил — руки скрещены на груди, спина обращена к двери. Тоже не подступиться.
Том понял, что церемониться с ней больше не будет. Не тот случай. Она ведет себя, как маленькая девочка. И все бы ничего, пускай бы вела, но не в свои же двадцать с лишним лет! Детскость — естественное состояние ребенка. Для взрослого это… это извращение.
Он обхватил ее за плечи — крепко, чтобы она не повторила свой трюк, — и рывком развернул к себе.
— Ты сумасшедшая?
— Что? — Она тут же вздернула подбородок, но в глазах у нее стояло смятение.
— Я спрашиваю: ты сумасшедшая? Или тебе десять лет? Что за истерика? Что за капризы? Я живу с тобой бок о бок уже несколько недель. За это время я привык думать, что ты не по годам взрослая и очень сильная девушка… У которой есть проблемы, но она все их непременно решит, потому что взрослая и сильная. А теперь ты ведешь себя так, будто у тебя черепно-мозговая травма и существенная часть нейронов просто сдохла! Ты сама не понимаешь, чего ты хочешь! Не понимаешь, что делаешь! То ты уходишь от этого… Р-р-роберта, — рычание у Тома получилось не нарочно, — то целуешься с ним на пороге квартиры, то выгоняешь его, причем моими руками… но, вместо того чтобы поблагодарить за помощь, ты устраиваешь какую-то нелепую демонстрацию. Чего — ревности? Глупости? Чего еще?
У Эмили даже слезы на щеках высохли. Она слушала его с изумлением человека, который… который слышит правду. А с правдой бесполезно спорить, это все равно что спорить с самим собой.
— Скажи мне что-нибудь, Эмили… Скажи, чтобы я поверил, что это все — только наваждение, и ты — это снова ты, а не какое-то создание хаоса, с которым невозможно общаться!
Ее взгляд метался — от одного его зрачка к другому. Губы вздрагивали.
Какая же она красивая, невозможно, чертовски — или ангельски! — красивая…
У Тома под ногами взбрыкнул пол. А может, это помутилось в голове… Он поцеловал ее. Просто не смог устоять. Не захотел устоять.
Из груди рвался стон наслаждения. Как будто Том очень давно хотел пить, так сильно и мучительно, что предпочел забыть об этом, — и вдруг приник к живительному источнику. Только пил он не прохладное, а теплое и сладкое.
Эмили как-то внезапно расслабилась, едва ощутимо — нет-нет, он ни с чем не перепутал бы это ощущение! — подалась ему навстречу.
Ему хотелось шептать, кричать ее имя в восторге, в экстазе, выпустить куда-то тот ураган эмоций и ощущений, что уже закручивался внутри него, но больше всего на свете он хотел, чтобы поцелуй продолжался до скончания этого мира.
Наверное, он испугался — испугался, что все-таки это закончится. Страх — это всегда плохо. Страх рождает напряжение. Напряженный человек не может делать то, что хочет, он несвободен…
Эмили отстранилась от него.
— Том, не надо.
Эти слова были какой-то мукой — и для него, услышавшего, и для нее, сказавшей.
Тома захлестнул стыд. И вместе с ним — горькая злость. Ну почему, почему он должен стыдиться того, что поцеловал девушку, в которую… влюблен. Или это тоже — стыдно?
Неужели она к нему ничего не чувствует?!
— Том, спасибо, ты меня сегодня спас.
Она сказала это просто, искренне. И на том… И на том спасибо.
— Но… — Эмили сглотнула. — Но ты мой друг, и я хочу, чтобы ты им и остался, чтобы ничего не усложнять…
— Да, — безжизненно сказал Том.
Он хотел бы сказать совсем другое — что влюбился в нее, что желание продолжить начатое его сжигает жаром изнутри, что он не сможет сегодня уснуть с ней в одной квартире, где их друг от друга отделяют несколько кубических метров воздуха и тонкая стенка.
Но зачем? У Эмили же на лице написано, что единственное, что хочется ей, — это оттолкнуть его, сбежать, спрятаться. Зачем тогда она лгала ему податливым телом, движением навстречу?
— Давай кофе попьем, что ли…
— Я не хочу. Не надо усложнять.
Отомстил. Вернул ей эту «сложность». А зачем ее бояться, когда все просто…
Надо будет спросить какого-нибудь умного человека, бывает ли вообще в природе так, чтобы мужчина женщину хотел, а она его — ни-ни.
Он ушел к себе. Давно ему не приходилось ощущать в душе такой сосущей, всеобъемлющей пустоты. Вакуум.
Женщина, которая ему нужна, оказалась все-таки свободна. Он спустил соперника с лестницы, причем в прямом смысле слова, а тот оказался даже не соперником. Только это ничего не меняет, потому что она отгораживается от него глухой стеной — сама, по своей воле.
Том сбросил куртку и лег под одеяло. Может быть, если он притворится человеком, готовым уснуть, неподвижным и спокойным, Морфей клюнет на приманку и прилетит?
Маневр не удался. Том слышал, как Эмили что-то делает на кухне: позвякивает посуда, шуршат шаги, открывается и закрывается дверца холодильника… Это было громко. Но как-то далеко, а близко — теплота ее тела, разгоряченное лицо, мягкие губы, маленький шаг навстречу…
Том был здоров. Но он бредил. По крайней мере, ему казалось, что разум его воспалился от пережитых ощущений.
Неизвестно, сколько времени прошло, за окном тьма не сгустилась — что было бы странно — и не рассеялась, но он почувствовал, что Эмили в комнате.
И она не спешит пройти к себе.
Том напрягся. Как хищник в засаде. Точнее, напрягся хищник в нем. Он сам — затаил дыхание. Хищник предельно тихо ждет в засаде, чтобы убить. Он, Том, не хотел причинить Эмили вред или боль. Но он затаился и тоже ждал: что-то она будет делать дальше?
— Спишь? — едва слышно спросила Эмили.
Том лихорадочно — видимо, бредовое наваждение, которое нахлынуло на него сегодняшним вечером, было подтверждено состоянием тела — принялся соображать, что ей ответить.
Эмили на грани слышимости вздохнула и двинулась к своей комнате.
Том вдруг до полусмерти испугался, что она сейчас уйдет, замкнется — и момент будет упущен навсегда.
