Маргарет Роум - Райская птичка
— Послушай, Мерли, дорогая, — негодующе прошептал он ей тогда, — где ты ее выкопала?
Мерли не хватило деликатности понизить голос.
— Разве я не говорила тебе, дорогой? — усмехнулась она. — Я теперь девушка работающая. «Мерли инкорпорейтед». Превращаю гадких утят в лебедей, служу нуворишам. И это мое первое задание!
Винса вновь обожгло, когда он вспомнил затравленный взгляд Линетт, стоявшей в одиночестве под шквальным огнем забавлявшихся ее видом глаз, но она оказалась отважной малышкой и не дала стрекача, а выдержала все от начала и до конца, хотя это был, наверное, самый ужасный вечер в ее жизни.
Сейчас она уже не нуждается ни в жалости, ни в сочувствии, думал Винс, блуждая взглядом по девушке. Она научилась держать себя достойно в любом обществе. Голос ее, когда она вступала в разговор или, сверкая остроумием, парировала выпады, звучал уверенно. И даже Мерли, поначалу во всем ее превосходившая, теперь не являлась центром внимания, как бы ей того ни хотелось. Трансформация была поразительной, и более всего во внешнем виде. Линетт не довольствовалась простым копированием Мерли, а пристально изучала манеры и одежду всех тех, кто был вокруг нее, и теперь уже учитель смотрел на своего ученика, ища совета. Винс тихо хихикнул, вспомнив замешательство Мерли при взгляде на прекрасно одетую для вечернего торжества Линетт. Ревниво прищурившись, Мерли заметила: «Я не очень уверена, что тебе стоит так одеваться, Линетт. Это немного скандально, даже для Папеэта». На что Линетт спокойно ответила: «Но, дорогая моя, одна особа из королевской семьи совсем недавно была сфотографирована в подобном наряде на отдыхе в Греции! Возможно, — она весело подмигнула, — ты становишься немного старомодной, Мерли?» Даже Винс понял тогда: это бросок перчатки, вызов, месть, и не был удивлен, что атмосфера вечера кипела ненавистью по отношению к Линетт, ненавистью, которую Мерли на самом деле никогда и не пыталась скрыть.
Внезапно его вернул к действительности пронзительный голос Кай Шерман, богатой, изнеженной и пустоголовой американки, входившей в их компанию.
— Лукас, пупсик, ты не знаешь, кто этот бандитского вида мужчина, который сидит вон там? — визгливо спрашивала она у своего мужа. Прежде чем Лукас успел ответить ей отрицательно, Кай обратилась к девушкам: — Дорогие, вы не думаете, что он похож на разбойника? Вполне можно представить его с черной повязкой на глазу и абордажным крюком в руке. Только вообразите себе, как он бросается в бой с любым, кто дерзнет оспорить его права! Интересно, каково это — быть замужем за таким необычным мужчиной?
Проигнорировав сдвинутые в неудовольствии брови Лукаса, она повернулась на стуле, чтобы бросить еще один взгляд на молодого человека, который, занятый разговором с пожилой леди в светло-лиловом, не обратил на комментарий никакого внимания. Линетт даже покраснела от смущения, когда обитатели соседнего с ними столика уставились на американку. Одна из них, шикарная француженка средних лет, слегка наклонилась в их сторону и с озорным огоньком в глазах проинформировала Кай:
— Вы не слишком ошиблись в своей оценке Луиса Эстеваса, маркиза де Парадиза, chйrie [3]. Он наполовину испанец, наполовину француз. Всю свою жизнь этот человек заставляет женщин рыдать, но мы все равно без ума от него. Что же до того, что он похож на разбойника… пусть его прозвище скажет само за себя. У островитян на Парадизе он известен как Le Pirat!
— Пират! — восторженно выдохнула Кай, — Пират с острова Райского! О, прямо мурашки по коже!
Француженка громко рассмеялась, забавляясь выражением лица Кай, затем добавила:
— Ах, но наш дорогой Луис вполне цивилизован, по крайней мере внешне. В юности он славился своими дерзкими эскападами, не подобающими его титулу. Но зрелость и, я полагаю, его бабушка, графиня Гитот, с которой он сейчас беседует, объединились, чтобы смирить пиратские наклонности, унаследованные им от своих предков, и теперь он полноценный член нашего светского общества. Единственная условность, которой наш дорогой маркиз все еще сопротивляется, — это женитьба, и, уверяю вас, не из-за отсутствия возможностей и претенденток!
К облегчению Линетт, француженка подарила им последнюю улыбку и полностью переключилась на собственную компанию. Все это время Линетт боялась, что пронзительный голос Кай донесется до столика, за которым сидели Луис Эстевас и его бабушка, а если еще один ледяной взгляд человека со сдержанными манерами маркиза и противоречащей им репутацией пирата будет направлен в ее сторону, она этого не вынесет. «Интересно, кто из них настоящий — маркиз или пират? Наверное, стремление найти ответ на этот вопрос, которое пробуждается у большинства женщин, и является причиной его популярности у слабого пола», — презрительно подумала Линетт, довольная осознанием того, что любопытство никогда не было ее слабостью и, следовательно, сама она имеет стойкий иммунитет к его чарам.
Очевидно, Кай и Мерли иммунитетом не обладали — обе казались совершенно очарованными мужчиной, чье присутствие произвело впечатление на весь зал. Сердитый румянец, полыхавший на щеках Линетт, должен был предупредить Кай — мол, веди себя благоразумно, рядом Лукас, — но американку, похоже, не беспокоили чувства мужа.
— О, — хриплым голосом произнесла она, — что бы только я ни отдала, лишь бы суметь заинтересовать его!
Взгляд Линетт, полный сочувствия, обратился на Лукаса, но прежде, чем она смогла найти слова, чтобы облегчить боль, причиненную ему женой, в разговор вмешалась Мерли, неприятно посмеиваясь:
— Кай, душечка, ты не сумеешь! Ты и так уже в наручниках, или, как красиво выразилась совсем недавно Линетт, в свадебных кандалах, так что тебе придется сидеть в сторонке и наблюдать за нами, одинокими девушками, закидывающими удочку в надежде получить свой приз!
Кай надула губки.
— Ты имеешь в виду, что тоже хочешь добиться его благосклонности? Ладно, — она пожала плечами, — тогда мы все оказываемся вне игры.
Винс, до этого сидевший со скучающей миной, внезапно решил вмешаться.
— Почему это? — резко спросил он Кай. — Ты намекаешь, что Мерли — самая роковая женщина в нашей маленькой компании?
Глаза Мерли сузились от удивления — неужто кто-то осмелился усомниться в ее превосходстве на поле битвы? — и Винс, глубоко удовлетворенный тем, что ему удалось задеть ее тщеславие, продолжил:
— Я отдаю свой голос за Линетт. Может быть, я пристрастен, — он повернулся, чтобы нежно улыбнуться девушке, — но, считаю, она единственная, кто сможет низвергнуть благородного и могущественного маркиза с его незаслуженного пьедестала, если, конечно, сама того пожелает.
