Евгения Мамина - Мой дневник. «Я люблю…»
Наконец их погнали, наконец наши полководцы опомнились и взялись по-настоящему бить гадов. Как бы и мне хотелось вслед за ними стрелять и вешать фрицев.
Последний месяц был ужасным. Ужаснее себе я ничего не могла представить. Кровь, раненые, мертвые. Врачей не хватает. Линия фронта проходит недалеко от нас. Госпиталь, что организовывали в здании нашего училища, уже несколько раз переезжал глубже в тыл. Несколько девчонок, что учились на моем потоке, ушли на фронт, точнее… просто сбежали на проезжающих грузовиках. Я тоже хотела…но… двоих из моих сокурсниц, мы уже похоронили. Хирург сказал, что они были неподготовлены к реальной войне. И это отбило у остальных охоту лезть на рожон под пули до завершения обучения. А обучение было у нас не только теоретическое. Несколько раз мы вытаскивали бойцов с поля боя. Хорошо, что там, где мы ползали, уже не рвались снаряды, а по стонам можно было определить, где нужна помощь. Я не знаю, какой страх должны были испытывать солдаты под настоящим перекрестным огнем, но мне самой было безумно страшно, когда я тащила на себе вроде, и нетяжелого парня, но из-за постоянного ожидания возможного взрыва с любой стороны, мне казалось, что вес на моих плечах был полуторный. Я не трусиха, хотя так можно подумать обо мне по— рассказанному. Ведь не тот трус, кто БОИТСЯ, а тот, кто боится выполнить свой долг и умереть, и который идет наперекор своей совести. Думаю, что я почти готова к практическим действиям. Вот только как попасть в гущу событий…надо поговорить с главным.
Март 1942 г.Мы живем в госпитале, в маленькой коморке, где посменно спим на широких лавках и почти сутками дежурим у кроватей раненых. За время моей учебы, практики, или, как это называется, военной жизни, я получила навыки не только сиделки, санитарки, медсестры, но еще и операционной сестры, что удалось не каждой девушке нашего курса. Кудряшов Виктор Иванович, наш педагог и параллельно врач-хирург госпиталя, при выдаче документов об окончании курса, пригласил меня и еще трех девушек остаться работать с ним его ассистентками. Я подумала и согласилась. Если добиваться цели, то с полным чемоданом знаний. А может закон самосохранения победил. Чего я стою на фронте и в бою, если мои знания заключены лишь в умении перевязывать, делать обезболивающие уколы и подавать судно. Конечно, я утрирую, но, понаблюдав за тем, как действует Кудряшов — врач с большой буквы, я твердо и осмысленно решила, что буду перенимать его опыт. Но было еще кое что, что заставило меня отложить выполнение замысла уйти на фронт сейчас: я вспомнила обещание, что давала когда-то маме — научиться лечить ее болезнь…Мамочка, тебе и твоей памяти, я посвящу свое решение. Обещаю, что стану хорошим врачом. А тебе не будет за меня стыдно…
1944 октябрь.Здравствуй, мой потрепанный друг — дневничок! Как давно я тебя не открывала и не посвящала в свои дела и мысли. Даже не верится, что прошло 2 года после последней моей записи. Невероятно много произошло с тех пор. Я возила тебя с собой вместе в вещами. Мы колесили по всей стране. Но вот времени открыть тебя у меня не было. Прости, дорогой. Ты, мой друг, ты — мое прошлое, то, что связывает меня с детством и теми, кого уже нет рядом… Сейчас я уже взрослая женщина и смешно читать свои рассуждения и мысли двухлетней давности. Еще смешнее их писать теперь. Но может быть, мне это нужно?
Два года пролетело. Война продолжается, и как-то все вокруг свыклись с этой мыслью. Уже нет постоянного страха от возможности умереть. Все как-то сжились с постоянными жертвами войны. Сколько я сменила госпиталей и сколько раненых, измученных, умирающих на руках, повидала за это время. С другой стороны, сколько вылечившихся солдат говорили: «Спасибо, милая» за свои спасенные жизни. И хотя, многие из них покинули госпиталь искалеченными, их «спасибо» — это настоящая благодарность за то, что я умею делать. Пройдя многомесячную стажировку сначала операционной медсестрой, затем помощницей хирурга у Кудряшова, я получила опыт и овладела специальностью, которой могла посвятить всю жизнь. Постоянные операция — суточная практика в госпитале заменила мне все годы институтской учебы. Вряд ли обычный студент медицинского ВУЗа моего возраста владел теми навыками, которые были у меня. Я не хвалюсь своими успехами, просто оцениваю собственные знания и опыт. Времени на обучение было мало, но никто не ставил мне это в вину. В дни войны профессионалов ждут везде.
Итак, меня направили на Юго-Восточный фронт, под Сталинград, где не хватало врачей, и где я работала в паре с еще одним врачом-хирургом в небольшом полевом госпитале. Затем, после разгрома немцев под Сталинградом, где только не пришлось побывать уже в качестве самостоятельного хирурга. Но какая это огромная радость — испытывать ликование победы здесь, на переднем крае, видеть лица ребят, которые еще вчера кряхтели и изворачивались на кроватях от боли, а сегодня услышав сводки о наступлениях и победах на фронте, целуют тебя и пытаются прыгать от счастья, что они живы. Ведь единение нас всех от радости маленьких побед ведут нас к самому заветному дню для нашей страны — Дню Мира и окончания войны. Скорей бы!
Сейчас я нахожусь в Польше, рядом с границей с Советским Союзом. Здесь мой военный путь, должно быть закончится. В чем причина? Она нелепа, как и все события последних лет. Во время одной из операций я поранила руку. Оказалось, порез связки. Как это случается, — вовремя не приняла меры и т. д. и т. п. И теперь, короче, не быть мне классным хирургом. Не хочу об этом писать. Уже прошло нервное потрясение от шока, когда я поняла, что карьера моя практически завершена. В этой сфере. Ну, что ж, буду простым врачом, либо консультантом (знания то никуда не исчезли). Бред пишу. Я слишком полюбила то, чем занимаюсь уже несколько лет и днем, и ночью, уже 2,5 года. И не хочу зачислять себя в инвалиды. Не хочу быть, как мои больные, которых выписываешь без руки или ноги, но живых, и уговариваешь, что жизнь не закончена, и что жить можно и с одной конечностью. Но как тоже самое объяснить самой себе?
Ноябрь 1944 г.
Нас вывезли на Украину. Теперь я — начальник мобильного госпиталя при управлении тыловым штабом. Пока я даже не знаю, в какой городок нас забросят. Завтра иду к начальству за распоряжениями. Сейчас сидим в машинах, ждем когда нач. мед Кузьмич (начальник медицинской части, и мой непосредственный начальник, хотя отношения у нас с ним больше, как у отца и непослушной дочери.) даст приказ колонне трогаться. Кузьмичу лет 55, и он отчитывает меня по каждому поводу и без повода, словно девчонку. Я подчиняюсь ему, как старшему по званию, но как только заходит разговор об организации переезда, сборах, документах и бумагах — тут ему до меня далеко. Я оказалась очень хорошим организатором. Кузьмич не мешает мне, а лишь хмыкает в усы, хмурит брови и наблюдает за моими действиями, пока они не идут в разрез с его представлением о происходящем. Зато в своем командном деле, ему нет равных. Так что, мы дополняем друг друга в чем-то. А еще, его все боятся. И когда возникает какая-либо проблема с Кузьмичом, все идут ко мне. Мне попадает от него за «лишние» просьбы, зато вопросы решаются все своевременно. Да, рука моя так и не стала образцово показательной с хирургической точки зрения. Но возможно, я смогу все-таки приносить пользу людям? Я стараюсь ежедневно делать обход всех больных, знаю все о пациентах, их болезнях. Самый любимый мой момент во всей работе — когда я подписываю документы на выписку бывшим раненым, и они едут домой к семьям. Все раненые солдаты уже очень устали от войны, и никто особо не рвется в гущу военных действий. Да и война, похоже, близится к завершению. Раненые к нам поступают не самые сложные. Так, долечиваться едут. Так что, скоро ждем Дня Победы!
