Дениз Робинс - Желанный обман
Поместье Морнбери было богатым и плодородным. На пастбищах бродили огромные стада, снабжавшие их владельца мясом и молоком. На огородах и в саду росли отменные овощи и фрукты, изысканные заморские травы и зелень, которые, казалось, только и ждали того, чтобы их отведала новая хозяйка дома! Слишком долго, думал Эсмонд, эти простые радости дома его предков оставались никем не оцененными по достоинству. Пришло время, чтобы у покойной матери появилась достойная преемница. Кто, как не милая Доротея, будет лучше всего выглядеть в этом качестве?
Внезапное радостное волнение охватило молодого графа при мысли о сыновьях, которых ему должна подарить Доротея и которые унаследуют титул и Морнбери Холл после его смерти.
К черту вчерашнюю пьянку, подумал он, и поспешил на конюшню, где слуги уже держали под уздцы его великолепную и горячую серую лошадь.
Вскочив в седло, он едва коснулся атласной шеи Джесс тонким хлыстом. Это знакомое прикосновение наполнило кобылу бурной радостью, которая была под стать той, что владела ее хозяином. Копыта высекли искры из мощенных камнем дорожек, и через несколько секунд молодой граф уже несся на своей лошади через ворота на сельскую дорогу. Эсмонд, счастливый будущий муж Доротеи, галопом проскакал по все еще спящему городку Годчестеру, направляясь к берегу реки. Там лежал его любимый маршрут верховых прогулок.
Глава вторая
Молодой граф вернулся со своей ранней прогулки в приподнятом настроении. Остатки вчерашнего хмеля вышли из него вместе с потом. Конюхи бросились встречать хозяина, а он, счастливый, готов был рассказать им о том, как повстречал лису, которая, крадучись, выходила из рощицы Рашхерст, и как он гнался за ней с полмили до тех пор, пока она опять не спряталась. Но первые же слова застряли у него на языке, когда он, спешившись и отдав коня конюхам, увидел своих друзей, ночевавших сегодня в Морнбери. Он не ожидал увидеть их в такую рань. Эсмонд заметил высокую стройную фигуру своего лучшего друга Арчибальда Сент-Джона. На лице молодого лорда отразилось некоторое недоумение. Его друзья были не одеты, вышли к нему в чем спали. Только Арчи натянул на себя камзол, запорошенный пудрой от парика. Похоже, он второпях соскочил с кровати и кое-как нахлобучил парик, спускаясь из своей комнаты.
— Что такое? — весело воскликнул Эсмонд. — Почетная депутация, высланная вперед для того, чтобы еще раз поздравить меня с приближающейся свадьбой?
— Мой дорогой Эсмонд… Мой дорогой Эсмонд… — начал было Сент-Джон, но внезапно осекся, словно подавившись словами.
Тут-то Морнбери и почувствовал что-то неладное.
— Что стряслось, Арчи? — с замиранием сердца спросил он. — У тебя есть для меня плохие новости?
Сент-Джон кивнул утвердительно, не смея поднять глаз.
— Выкладывай! Нечего тянуть!
Эсмонд увидел, что слуги сбились в кучку во внутреннем дворе. Они переглядывались между собой и скорбно перешептывались. Предчувствие беды, страшного несчастья стальным обручем сдавило горло Эсмонда.
— О Боже… — пробормотал он. — Доротея?!.
Сент-Джон еще раз кивнул.
— Из их замка только что прискакал мальчик с известием о том, что леди Доротея… серьезно заболела. И… не может быть и речи о том, чтобы сегодня играть свадьбу…
Сент-Джон хотел добавить, что не только сегодня, но не осмелился. Он слишком хорошо знал своего друга. Знал, что под маской внешней солнечной веселости может скрываться импульсивный и часто жестокий характер. Эсмонд не относился к числу тех людей, которые спокойно выслушивают горькие новости.
— Мы скорбим вместе с тобой, Эсмонд, — сказал один из молодых людей, стоящий за спиной Сент-Джона.
Открыв рот, он поступил опрометчиво, ибо Морнбери тут же накинулся на него, словно раненый лев:
— Скорбите вместе со мной?! С чего это, интересно, Лифтборо? Что ты хочешь этим сказать?! Что Доротея умерла?!.. Поэтому ты скорбишь вместе со мной?!
Он не получил ответа.
Вдруг Эсмонда начало всего трясти. Пот заструился по его лицу, которое приобрело оттенок мертвенной бледности, несмотря на жаркие лучи утреннего солнца. Затем, не сказав больше ни слова, он резко развернулся, выхватил повод из рук конюха, который стоял как вкопанный и таращился на хозяина выпученными глазами, и вскочил в седло. Он пришпорил Джесс и в следующую секунду умчался со двора, скрывшись за воротами.
Черные грачи кружились и шумели над верхушками высоких вязов. Никогда еще окрестности не выглядели такими безмятежно-красивыми, как сейчас, и никогда еще Эсмонда, пятого графа Морнбери, не переполнял такой смертельный страх, как теперь, когда он галопом преодолевал те четыре мили, которые отделяли его дом от замка Шафтли.
— Доротея! — выкрикивал он поминутно любимое имя. — Доротея! Господи, только бы я застал ее живой!
Но стоило ему подъехать к воротам замка, как стало ясно, что его отчаянно-горячечная молитва не услышана Господом и что его возлюбленная мертва.
Он понял это сразу, ибо при въезде в Шафтли его тут же охватил суеверный ужас. Налившимися кровью глазами он оглядел старинный замок, стоящий на вершине холма. Он был построен в 1100 году, в эпоху царствования короля Стивена, для одного из первых баронов Шафтли. Замок был виден за несколько миль, благодаря удачному расположению. Эсмонд часто взбирался вместе с Доротеей на его зубчатые стены, откуда открывался великолепный вид на просторы Суссекса. В одну сторону взгляд простирался вплоть до Чанктонбери Ринг, а в другую до гилдфордских холмов.
Замок был похож на иллюстрацию из волшебной сказки. Но сегодня утром, когда вокруг все было залито золотистыми лучами солнца, он был словно затянут плотной дымкой белесого тумана, который, как показалось Эсмонду, зловеще окутывал величественные серые стены.
Еще минута — и Эсмонд спешился. Два лакея отвели тяжелые створки ворот, чтобы впустить его. Встретить молодого лорда вышел сам граф, — высокий, сутулый и седовласый мужчина, одетый во все черное. Это мрачное одеяние оживлялось только белым шейным платком «стейнкирк», повязанным вокруг шеи.
Эсмонд заметил, как внезапно постарел этот величественный человек, которому не исполнилось еще и пятидесяти лет. Голос молодого лорда дрожал.
— Как она, сэр?
Лорд Шафтли опустил взгляд.
— Теперь Доротея будет невестой только лишь Господу нашему Христу, в милосердные объятия которого она попала, — сказал он упавшим голосом.
Эсмонд с минуту не мог ни пошевелиться, ни произнести хоть слово. Отец Доротеи добавил:
— Ее светлость графиня лежит у себя в спальне. Она слишком плохо себя чувствует, чтобы выйти и поприветствовать вас. Пойдемте со мной в часовню к одру нашей милой дочери, чтобы вы имели возможность бросить на нее свой последний любящий взгляд.
