Линдсей Лонгфорд - Дом у Русалочьего ручья
Ответив ему вежливой улыбкой, она оглядела комнату, заставленную картонными коробками. Да, сейчас, конечно, не до гордости, но и показывать ему, в каком она действительно ужасном положении, тоже ни к чему. Кивнув в сторону пыльных коробок, набитых компакт-дисками, Фиби проговорила:
— Очень мило! Это, кажется, называется дизайном в стиле минимализма? Что ж, в этом чувствуется своеобразный шарм… Но, Мерфи, кажется, ты уже два года здесь живешь?
Он стоял так близко, что почти касался ее своим телом, а его дыхание щекотало ей сзади шею.
— Так ты следила за мной?
— Нет, просто прочитала обратный адрес на твоих рождественских поздравлениях. — Стараясь скрыть смятение, она ринулась в лабиринт из коробок. — У тебя что, вообще нет мебели?
— Есть. Кровать. — Он сверкнул ленивой белозубой улыбкой. — Может, я не могу позволить себе ничего лишнего.
Именно эта улыбка в прежние годы сводила с ума всех девчонок. — Мерфи больше ничего не нужно было делать, только улыбнуться, чтобы все длинноногие и длинноволосые красавицы вешались ему на шею. Как пчелы, слетающиеся на упоительный аромат цветка, красотки всех мастей окружали его возбужденным роем, где бы он ни появлялся.
— Нет даже никакого дивана? И телевизора нет? Даже стула нет? — Она в изумлении покачала головой.
— А если мне это не нужно? Я простой парень, и вкусы у меня простые.
Улыбка пропала с его лица, но в глазах зажглись озорные, опасные искры, словно на дне двух озер, засветились потаенные лучи солнца. Фиби почувствовала, что у нее дрожит под коленками. С усилием взяв себя в руки, она приказала себе не думать о прошлом и вернуться в настоящее.
— Не раздражайся, пожалуйста, — сказала она. — Не может быть, чтобы у тебя не было денег купить хоть какую-то мебель.
Запрокинув голову, она осмотрела высокие перекрытия потолка, потом великолепный сосновый паркет на полу. Как можно было довести такой прекрасный дом до столь омерзительного состояния?
— Мерфи, — начала она тем терпеливым тоном, каким разговаривала с Френсис Берд, когда та еще лежала в коляске, — я знаю, сколько стоят такие старые дома. А этот, к тому же, просто в отличном состоянии!
— Еще бы, я сам его отремонтировал.
— Да, и, надо думать, делал для себя. А живешь, как турист. Будто тебе завтра уезжать. По-моему, ты даже не распаковал свои вещи.
Не дожидаясь ответа, она подошла к арочному проему, ведущему на кухню, и замерла в восхищении.
— Ой, Мерфи! Какая красота!
Низкие ячеистые перекрытия из дуба и сверкающая латунь кухонной утвари придавали помещению поистине сказочный вид.
— Да здесь у тебя, прямо как…
— Как у твоих родителей. — Он подошел к ней и, обняв, прижал к себе таким естественным и простым жестом, что Фиби охватило блаженство. Настоящее счастье стоять рядом с ним…
— И как в твоем доме тоже.
Она не хотела плакать, ни в коем случае! Однако радостное сверкание посуды и ощущение домашнего уюта заставили ее вспомнить, как давно она нигде не чувствовала себя покойно. Как дома!
— Он всегда останется и твоим домом тоже, Мерфи.
— Твои родители были хорошими людьми. — Он отошел от нее и направился к огромному холодильнику. — Они дали мне…
Он не договорил, и сердце у нее сжалось. Значит, ему все еще очень больно говорить об этом.
— Они дали тебе дом, Мерфи. Они любили тебя. — Ей тоже тяжело было говорить о родителях, о прошлом. Если она не перестанет плакать, то не сможет сделать то, что задумала и должна осуществить. — Мама и папа тебя любили, ты прекрасно знаешь это.
— Иди-ка сюда, детка! — Он достал из холодильника банан и протянул его подбежавшей Френсис Берд.
— Ой, какой холодный! — Девочка недоверчиво нахмурилась. — А зачем ты держишь бананы в холодильнике?
— Потому что они быстро портятся.
— А…. Ладно, этот мне нравится. — Она уселась на табурет возле обеденного стола и сказала: — Можешь звать меня Берд.
— Договорились. — Голос Мерфи прозвучал тягуче и нежно.
Пока Мерфи был занят Берд, Фиби вытерла с лица следы слез. Она отстраненно наблюдала, как дочь ест холодный банан, но неожиданно ее мозг пронзила острая, как стрела, мысль — она поняла, почему кухня показалась ей такой родной.
— Ты привез сюда наш старый стол? Наш кухонный стол!
Ее ладонь нежно прошлась по отполированной временем столешнице из ореха, коснулась выбоинки, оставшейся здесь после одного из Дней Благодарения, когда она, рассердившись на Мерфи, сломала о стол шампур.
— Ты сохранил его!
— Красивый, — одобрила Берд и тоже погладила столешницу грязной рукой, размазывая на ней остатки банана. — Красивый, очень красивый.
Рука Мерфи тоже легла на стол, совсем рядом с рукой Фиби, так что он почти коснулся ее пальцами.
— Мне нужен был стол. Твои старики отдали мне этот, когда купили себе новый. Но вот стулья пришлось выкинуть.
— Понятно. — Фиби оглядела пару покрытых блестящим лаком стульев, стоявших у стены.
— Вообще-то, я удивлен, что ты узнала стол. Его пришлось отреставрировать.
— Да, я узнала.
Она с трудом сглотнула: нет, не должна она, не смеет плакать. Боль все сильнее сжимала сердце, и Фиби отвернулась, в отчаянии оглядывая помещение, которое так сильно походило на ее родной дом.
Мерфи упорно не хотел замечать слез, стоявших у нее в глазах. Какое право она имеет так смотреть на него! И при чем тут стол?
Разве однажды не она приняла решение навсегда отряхнуть пыль родного городка со своих ног и умчалась неизвестно куда на поиски счастья с этим чертовым дипломом в руке? А он тут без нее часами полировал и шлифовал старую столешницу, добираясь до самой сердцевины нежной и теплой древесины орешника. И что теперь ее слезы по сравнению с потом его долгого, усердного труда? Он пожал плечами.
— Брось свои переживания, это же просто старая деревяшка.
— Нет.
Ее голос прозвучал глухо, наверное, из-за слез. Фиби вновь нежно погладила дерево:
— Нет, не так просто. Это еще и память.
Она решительно повернулась к нему, словно намереваясь что-то сказать, и последний луч заходящего солнца упал ей на щеку. Мерфи не мог отвести взгляда от этого теплого, яркого пятна на коже, такой же нежной и гладкой, как и любовно отполированное им дерево старого стола. Так и хотелось погладить ее лицо…
Что ж, он справился со старым деревом, справится и с Фиби! Подобно яркой легкой бабочке она порхала по жизни, нигде не задерживаясь. Глупо надеяться, что однажды она захочет где-то остаться навсегда, а уж тем более осесть в такой Богом забытой дыре, как его дом у Русалочьего ручья.
