Рената Фармер - Вслед за мечтой
— Ага, так теперь мы говорим уже о замене не для тебя, а для меня! — нахмурился Кеннет, едва сдерживая улыбку.
Она вздрогнула:
— Я этого не говорила…
— Но именно так все прозвучало.
Эллен от расстройства даже запустила в свои длинные пшеничные волосы пальцы:
— Нет, я ничего такого не имела в виду…
Тогда он схватил ее и потянул к софе.
— Даже не знаю, что смешнее: то, что ты ненавидишь любого, кто с тобой не согласен, или то, что у тебя такое мягкое сердце.
Она задумчиво сощурила глаза.
— А у тебя сердце черное, — заявила она, но не стала вырываться из круга, который образовали его руки.
А он очень действенно отвлек ее от злости на него и заставил забыть не только эту злость, но и напускное безразличие, которое она так старательно изображала. Если бы он рассчитывал на то, что их роман может затянуться, то вполне мог бы гордиться собой. Но даже теперь он не мог допустить такой мысли, что, правда, вовсе не означало, что он не был бы рад пробыть как можно дольше вместе с Эллен.
— У меня вовсе не черное сердце. Я просто реалист.
— Нет, дело вовсе не в этом! — возразила Эллен, шумно дыша, и уперлась руками ему в грудь, при этом, однако, особенно не пытаясь вырваться из его объятий. — Ты просто хочешь нанять на работу восемнадцатилетнюю девчонку по имени Барби.
— Конечно, конечно, тут идут в ход все аргументы! — произнес он, ухмыляясь.
Она ткнула его кулаком в живот.
— Ты невыносим, — сказала она, а затем соскочила с софы и рванулась на кухню.
— Эй, эй! Не сходи с ума! — позвал он, но, когда она оказалась достаточно далеко, разразился хохотом.
А затем тоже соскочил на пол и побежал вслед за ней.
— В самом деле, Эллен, какая разница, найму ли я не слишком опытную девушку или вечно занятого юношу?
— Никакой разницы, — подтвердила она и задрала нос, как будто ей было все равно. — Если только ты не хочешь вечно стоять у нее за спиной и переделывать за ней все, с чем она не справится. Мне-то что!
— Ладно. В действительности я думаю нанять эту Барби как личную помощницу, а для настоящей канцелярской работы взять какую-нибудь опытную женщину постарше. Я могу посадить ее в задней комнате, чтобы никто ничего не заподозрил. И тогда я смогу время от времени навещать эту Барби и учить ее всему тому, что нужно.
Эллен уставилась на него горящим взором:
— Ах ты свинья!
— А ты — легковерная овечка! — парировал он и, не выдержав, расхохотался. — Ты что думаешь, я идиот? Я же знаю, как ты много делала. Я не собираюсь нанимать кого-то, кто не будет мне помогать так же хорошо. И неважно, насколько соблазнительно звучит имя восемнадцатилетней девчушки, — закончил он, стараясь быть убедительным.
Она с отвращением вздохнула.
— И все-таки ты свинья, — повторила она скорбно и бросилась дальше по коридору.
Кеннет побежал за ней, смеясь.
— Не свинья, — уверял он по дороге. — Я просто дразнил тебя!
— Да-да, конечно, — согласилась она, забегая в семейную комнату, где схватила с пола свои сандалии и побежала к лестнице.
Там она обернулась к Кеннету, явно намереваясь проститься и подняться в свою комнату, но он перехватил ее.
— Я просто дразню тебя, — повторил он.
В его словах все еще звучал смех, но, когда она была так близко, ему казалось, что все в мире, или по крайней мере то, как он это все воспринимает, полностью меняется. Как же ему хотелось, чтобы это беззлобное поддразнивание и смех были у него каждый день! Как бы он хотел, чтобы Эллен была каждый день его жизни рядом. Жаль, что это абсолютно невозможно. Абсолютно.
— Вовсе не смешно, — заметила она и посмотрела на него, словно обиженный щенок.
— Ну извини, пожалуйста, — попросил он, но безо всякого сожаления.
Кеннет на самом деле вовсе не чувствовал себя в чем-то виноватым. Он не мог даже вспомнить, когда в последний раз смеялся так, как сегодня.
— Ты намерен взять вместо меня кого-нибудь поприличнее?
— Конечно, поприличнее, — заверил он ее.
— И ты не выставишь меня идиоткой, взяв мне на замену восемнадцатилетнюю Барби, которая, наверное, и печатать-то не умеет?
— Слушай, а мне кажется, что тебя больше волнует, что эта восемнадцатилетняя Барби умеет все делать и получше тебя, и как ты тогда будешь выглядеть?
Она предостерегающе прищурилась.
— Ну ладно, ладно. Больше не буду.
Он легко коснулся ее губ, намереваясь только закончить шутку почти детским поцелуем, и на этот раз ему это удалось. Его поцелуй вышел таким, каким он его запланировал. Он поцеловал ее, и она ответила. Разочарование и сожаление охватили его, но это были такое же разочарование и сожаление, которые он испытывал, когда пытался представить себе свое счастье после того, что случилось с Сэнди.
Она отступила на шаг.
— Я думаю, лучше мне пойти спать.
— Да, хорошо, увидимся утром.
— Не думаю. Я не уверена, что встану так рано, чтобы помахать тебе рукой, когда ты отправишься на работу, а когда ты вернешься, я буду уже на полпути в Калифорнию.
Ее слова его опечалили, но он не позволил этому чувству охватить его целиком.
— Я могу разбудить тебя или подождать, пока ты проснешься сама, и уйти после этого.
Она улыбнулась, но отрицательно покачала головой.
— Да нет, и так все будет нормально.
Его сердце провалилось. Он хотел, чтобы она осталась. Он действительно этого хотел. Но он не мог ей ничего обещать, а она была слишком молода, чтобы соглашаться на что-либо без предварительных обещаний.
— Ну ладно, — произнес Кеннет, чуть отступая назад, чтобы удержаться и не схватить ее снова.
Отчаяние буквально затопляло его, но он отказывался это признать.
— Тогда, наверное, — до свидания.
— Да, наверное.
— Что ж, до свидания.
— До свидания, Кен, — сказала она, улыбнулась, как будто вспомнила что-то приятное, не сравнимое с теми странными днями, которые они прожили вместе.
Эллен набрала в грудь воздуха, и Кеннет мог поклясться, что она собиралась что-то сказать. Но потом она отвернулась и начала подниматься по лестнице.
— Эллен!
Его буквально сковал страх. Похолодевший, он был не в силах пошевелиться и только вяло тянулся к ней, ощущая, как из его горла рвутся наружу какие-то очень важные слова.
Она обернулась на ходу.
— Что?
— Я…я…
Что? Люблю тебя? Что-нибудь в этом роде. Он хотел сказать хоть что-нибудь, но не знал, что именно. Он не мог пообещать ей ничего, кроме боли в душе, которая придет, когда они неизбежно расстанутся. Поэтому бессмысленно было сейчас делать какие-либо заявления, которые могли только сбить ее с толку, сейчас, когда она уже решила зажить по-своему.
