Мэлисса Лэнг - После шторма
В почтовом ящике Долли обнаружила письмо. Оно не имело обратного адреса, но она сразу подумала, что написал его Хоуп. Первым ее желанием было разорвать конверт вместе с письмом на мелкие кусочки, но затем она все же положила его на столик в гостиной. Долли приняла душ, надела домашний халат, сварила кофе и только потом устроилась с чашкой на диване и начала читать письмо:
«Долли, солнышко, я вполне понимаю, что ты сейчас испытываешь, но мне необходимо увидеться с тобой. Не отказывай мне хотя бы в возможности высказаться, а все дальнейшее будет зависеть от тебя. Я надеялся увидеться с тобой в понедельник, но мне сообщили, что ты отпросилась с работы. Прошу позвонить мне домой, как только ты вернешься.
Ник».
С сильно бьющимся сердцем Долли снова и снова перечитывала письмо, раздумывая, как ей поступить. Она уже поняла, что разговора с Хоупом не избежать, хотя бы потому, что им еще предстоит вместе работать. Нужно каким-то образом уладить возникшую ситуацию и договориться впредь держаться так, словно между ними никогда ничего не было.
Дождавшись семи часов вечера, когда, по ее расчетам, Ник не только вернулся с работы, но и хотя бы немного отдохнул, она позвонила ему домой. К телефону долго никто не подходил, но потом, когда Долли уже готова была дать отбой, она услышала в трубке голос Хоупа. Он прозвучал как-то тускло и невыразительно:
— Я слушаю.
— Ник, это я, Долли. Я получила письмо и готова встретиться с тобой, только не надолго.
— Хорошо, — взволнованно произнес Ник. — Когда мы увидимся?
— Минут через двадцать. Это устроит?
— Вполне. Мне зайти к тебе или ты заглянешь ко мне?
— Ни то, ни другое. Мы встретимся на нейтральной территории, — сказала Долли, чувствуя себя как парламентер, ведущий переговоры во время военных действий. — Дойдешь до мостика, по которому мы шли в «Шатольон», затем свернешь направо и пройдешь вдоль водоема, туда, где начинаются клумбы. В этот уголок редко кто заглядывает, и нам никто не помешает. Буду ждать тебя там на скамейке.
— Договорились.
Долли положила трубку, после чего быстро сбросила халат, натянула джинсы, майку и выбежала из дома, чтобы не столкнуться с Хоупом по дороге.
Ей пришлось ждать его минуты три. Он появился как-то неожиданно, почти такой же, как обычно, если не считать осунувшегося лица и чуть поникших плеч. Волосы его были слегка взъерошены, а на подбородке темнела щетина. Ник приблизился к Долли и, прежде чем сесть рядом, на мгновение встретился с ней глазами.
— Долл, я считаю необходимым извиниться за тот вечер. Эмма была…
Долли не дала ему договорить. При виде Ника сердце ее больно сжалось, и она пожалела, что согласилась встретиться с ним наедине.
— Я пришла сюда не для того, чтобы обсуждать поведение Эммы. Меня беспокоит другое — мы должны достичь согласия в том, как будем держаться дальше. К сожалению, нам и впредь придется вместе работать, поэтому, если ты не согласишься с тем, чтобы мы остались добрыми знакомыми, я начну искать другое место в какой-нибудь из клиник.
— Не слишком ли ты торопишь события, Долл? Я всего лишь собирался объяснить, почему Эмма вела себя таким образом.
— Мне это неинтересно, — сухо заметила Долли, глядя на кусты белоснежных роз, растущих на клумбе. — В конце концов, у каждого из нас своя жизнь и отчитываться друг перед другом мы не обязаны. Хочу только сказать, что, какие бы объяснения ты ни приводил, это не повлияет на мое решение.
В глазах Хоупа промелькнуло гневное выражение.
— Иными словами, все, что было сказано или сделано нами, не имеет для тебя никакого значения и ты не позволишь мне оправдаться? Даже преступники имеют право на последнее слово! — воскликнул он, на мгновение перекрыв голосом звуки музыки, доносившейся из «Шатольона». — Я надеялся найти в тебе сострадание, но, как видно, все это время ошибался в тебе!
Последнее замечание больно отозвалось в душе Долли, но она все же сумела взять себя в руки и ответила:
— О каком сострадании может идти речь? Вместо того чтобы обвинять меня в несуществующих грехах, ты сейчас должен находиться возле жены! — Голос Долли дрожал, как будто к ее горлу подступали рыдания. — Или ты забыл, что Эмма ждет ребенка?
Она отвернулась от Хоупа, чтобы скрыть исказившееся мукой лицо. Ей было стыдно, что она позволила своим чувствам разыграться. Еще совсем недавно Долли казалось, что она уже совершенно успокоилась, но стоило ей остаться с Ником с глазу на глаз…
— Долл, — вздохнул тот. — Пойми…
— Что тут понимать… — произнесла она более спокойным тоном. — Ты никогда не говорил, что Эмма твоя жена. Ты рассказывал о ней как о бывшей любовнице, от назойливости которой сбежал сюда, чтобы начать новую жизнь. Я приняла твои слова на веру, потому что мы стали друзьями и у меня не было повода не доверять тебе. Особенно когда после приезда Эммы ты попросил у меня совета насчет того, как поступить с ней… — Голос Долли становился все тише и тише, а последние слова она произнесла почти шепотом, как будто ей было неловко сознавать всю глубину своей недавней глупости.
Ник сидел неподвижно, глядя на нее. Ему хотелось обнять ее, прижать к груди и утешить. Ведь еще совсем недавно они клялись в любви друг к другу и строили планы на будущее. А сейчас все изменилось самым ужасным образом. И в этом виновата Эмма! Долли не поверит ему, потому что считает его виновным. И это неудивительно — он на ее месте думал бы точно так же.
Хоуп вздохнул, сознавая, как трудно будет ему убедить Долли в том, что он не такой уж конченый человек, каким она его себе представляет.
— Да, Долл, все правильно. Но я уверен, что ты уже начала понемногу узнавать Эмму с той стороны, с какой она хорошо известна мне. Это слабая, эгоистичная и ненадежная женщина. Я уже неоднократно пытался поверить ей, и каждый раз оказывалось, что этого не следовало делать. Да, я ввел тебя в заблуждение относительно некоторых вещей — вернее, умолчал о них, — но, когда Эмма объявилась здесь, мне отчаянно захотелось поговорить с кем-нибудь… с понимающим и уравновешенным человеком.
Ник наклонился вперед и потер лицо руками, словно заново переживая состояние, в котором он находился в то время, затем откинулся на спинку скамьи и продолжил:
— Ты представить себе не можешь, какое облегчение я испытал, получив твое согласие поужинать со мной и выслушать меня. Я считал, что обрел друга, родственную душу. К тому же в то время я думал, что ты встречаешься с парнем и тебе больше никто не нужен. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю.
Он бросил быстрый взгляд на лицо Долли, освещенное недавно зажегшимися вокруг клумб фонариками. В мягком полумраке она показалась ему прекрасной, как никогда. В неподвижном вечернем воздухе плыли звуки известной песни Элвиса Пресли, исполняемой музыкантами в ресторане, в которой тот умолял сидящую рядом девушку нежно и верно любить его до конца отпущенных им дней…