Карла Кэссиди - Навек с любимым
Слезы заструились у нее по щекам, вызванные всеми этими детскими чувствами, которые вдруг выплыли на поверхность.
– Фрэнсин…
Она подняла руку, не желая ничего слышать. Все утешительные слова, что он ей скажет, будут ложью. По крайней мере, до этого момента он никогда не прибегал к лжи.
– Мы с Грэтхен уезжаем завтра утром, и, что бы ты ни сказал, это не изменит ничего.
Не дождавшись от него ответа, она вихрем вылетела из кухни и с шумом захлопнула за собой стеклянную дверь. А сама побежала на кукурузное поле.
Лишь оказавшись под прикрытием высоких стеблей кукурузы, она бросилась на землю. Ее сотрясали долго сдерживаемые рыдания. Все слезы, не пролитые в детстве, теперь вырвались наружу. В первый раз в жизни она оплакивала своих родителей, которые ушли от нее, погибнув в ужасной автокатастрофе. Она плакала о той маленькой девочке, которая отчаянно нуждалась в любви этого старика. Но он ничего не мог ей дать. Она плакала и о своей нынешней жизни. Придя наконец к своей мечте, к Трэвису, она надеялась, что станет частью его жизни. Но все оказалось слишком поздно… слишком поздно для них обоих.
Впервые она почувствовала себя опустошенной. Раньше всегда ее поддерживали мечты, но теперь и они ушли. Как ушел Трэвис.
Она не знала, сколько времени просидела так на поле, спрятавшись в высоких зарослях кукурузы и переживая заново все прежние обиды и нынешнюю боль.
Наконец она вытерла последние слезы и нашла в себе силы подняться. Больше не буду плакать. Я потратила уже достаточно слез на то, что невозможно изменить. Пора двигаться вперед. Пришло время упаковывать вещи и готовиться к отъезду.
Она выпрямилась и побрела назад. Уже почти подойдя к дому, увидела на заднем крыльце Грэтхен, одетую в пижамку.
– Мамочка… что-то неладное с Поппи! – закричала девчушка. – Он спит на кухонном полу и не просыпается!
Страх пронзил Фрэнсин, она внезапно вспомнила, как Поппи тер себе грудь. На какой-то миг она почувствовала, будто сердце у нее остановилось.
– О, нет! – задохнулась она и бросилась к задней двери.
Она ворвалась на кухню и мгновенно увидела Поппи. Растянувшись на полу, он лежал не шелохнувшись. Лицо его напоминало серое тесто.
– Поппи! – закричала она и упала на колени рядом с ним.
– Мамочка! – тоненьким от страха голоском пролепетала Грэтхен.
– Все будет хорошо, милая, – быстро сказала Фрэнсин, расстегивая рубашку Поппи и перевернув его так, чтобы можно было оказать помощь. – Мне надо, чтобы ты была большой девочкой и позвала дядю Трэвиса. Скажи ему, что с Поппи плохо и что ему нужно сейчас же прийти.
Грэтхен подбежала к телефону и подняла трубку. Фрэнсин сказала ей номер, и она аккуратно набрала. А пока Грэтхен говорила с Трэвисом, Фрэнсин начала делать старику искусственное дыхание, моля Бога, чтобы ее ссора с Поппи не убила его.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
– Сьюзи едет к Грэтхен, – сказал Трэвис, сидя рядом с Фрэнсин в приемном покое больницы.
Фрэнсин отсутствующе кивнула и перевела взгляд на дочь.
Прошедший час был настоящим кошмаром. К тому времени, как в дом приехал Трэвис, Поппи уже дышал, но все еще был без сознания. Они отнесли его в машину, уложили на заднее сиденье, а потом помчались в ближайшую больницу.
Через несколько минут после приезда в больницу Поппи увезли на каталке, а их отправили ждать… ждать… и ждать.
– Почему никто не выйдет сюда и не скажет, что там происходит? – спросила Фрэнсин. Она встала. Ей было слишком неспокойно, чтобы просто сидеть на месте. – Почему они так долго там возятся?
– Я уверен, что кто-нибудь выйдет и скажет нам, как только у них будет что сказать, – ответил Трэвис, взад-вперед расхаживая по приемной.
– Мамочка! – Грэтхен закрыла книжку и встала с пола. – С Поппи все будет хорошо?
Фрэнсин взяла на руки дочурку, которая, как обезьянка, тут же обвила ножками талию матери.
– Я уверена, что с Поппи все будет хорошо, – как можно более твердым голосом проговорила Фрэнсин, моля Бога, чтобы слова ее оказались правдой.
Грэтхен довольно кивнула и слезла с рук Фрэнсин. Потом подняла с пола книжку и подошла к Трэвису.
– Ты мне почитаешь? – спросила она.
– Конечно. – Трэвис посадил малышку на колени.
Едва он начал читать сказку, как Фрэнсин вновь принялась мерить шагами небольшой вестибюль больницы.
Внутри у нее зрело чувство вины: она вспоминала ужасный миг, когда на полу в кухне обнаружила Поппи.
Не надо было мне ссориться с ним. Нельзя было позволять эмоциям вырываться наружу. Я никогда не прощу себе, если что-нибудь случится с Поппи. Не прощу себе, если он умрет, прежде чем у меня появится возможность сказать ему, как сильно я люблю его.
Она остановилась, ибо, в вестибюль вошел доктор Катерсон. Мгновенно к Френсин подошел Трэвис и взял ее под руку, словно собираясь поддержать на случай, если врач принес дурные вести.
– Сейчас он отдыхает, – сказал доктор Катерсон.
Фрэнсин всхлипнула от облегчения и слегка прижалась к Трэвису.
– Однако опасность еще не миновала, – продолжал доктор. – Он перенес слабый сердечный приступ из-за нескольких сгустков в артериях. Нам необходимо немедленно прооперировать его, чтобы прочистить эти артерии и сократить до минимума риск следующего приступа.
– Ангиопластика? – спросил Трэвис.
Доктор Катерсон кивнул.
– Это уже стало сравнительно рутинной процедурой и у нас не вызовет особых затруднений, тем более что, несмотря на недавний приступ, у вашего родственника замечательное здоровье.
– И как скоро вы собираетесь сделать это? – спросила Фрэнсин.
– Немедленно. – Доктор Катерсон улыбнулся Фрэнсин. – Только у нас возникла небольшая проблема. Он хочет повидаться с вами, прежде чем мы что-нибудь предпримем.
– Иди, – сказал Трэвис и отпустил локоть Фрэнсин. – Я подожду здесь с Грэтхен.
Она благодарно улыбнулась ему и пошла за доктором через две пары раскрывающихся дверей в блок интенсивной терапии.
Поппи казался крошечным в громадной кровати, прикованный к дюжине разных приборов. Он сердито глядел на нее, пока она приближалась к нему.
– Человек может умереть здесь от унижений, – пожаловался он слабым и скрипучим голосом, в котором, однако, прозвучала его привычная брюзгливость. – Они заставили меня надеть проклятую сорочку с разрезами, через которые видно все мое личное хозяйство! – воскликнул Поппи.
– О, Поппи, ты всех нас так напугал, – произнесла Фрэнсин и придвинулась к его кровати.
– Поэтому я подумал, что мне лучше бы повидаться с тобой прежде, чем они из меня вытрясут душу своим чертовым лечением. – Он подвинулся к краю кровати и сурово сдвинул брови. – Я не хочу, чтобы ты думала, что имеешь к этому какое-нибудь отношение. Я заболел вовсе не из-за той небольшой стычки, которая произошла между нами.