Мэхелия Айзекс - Сила твоих чар
– Почему? – не сдавался Бертран. Он вернулся в комнату, взял мать за руку и уставился на нее так, словно только что открыл тайну вселенной. – Ты молодая, красивая и нуждаешься в мужчине, который… заботился бы о тебе.
– Нет, Бертран.
Мальчик нахмурился, а потом отпустил ее руку.
– Вот так всегда, – обиженно промолвил он. – Что бы я ни предложил, тебе все не нравится.
– Это неправда, – принялась защищаться Алисия.
– Правда! – Он сунул руки в карманы мешковатых шортов. – Ты не хотела ехать сюда, верно? А если бы узнала, что я написал письмо дедушке, то не дала бы мне его отправить.
Алисия вздохнула.
– Бертран, ты не понимаешь…
– Не понимаю, – угрюмо буркнул мальчик. – Тебе здесь нравится. Я же вижу! Ладно, может быть, бабушка держится не так уж дружелюбно, но ты не можешь ее осуждать.
– Не могу? – едва не подавилась Алисия.
– Нет, – насмешливо подтвердил Бертран. – А чего ты ждала? Они понятия не имели, что у них есть внук.
У матери отвисла челюсть.
– Откуда ты знаешь? – спросила она, уверенная, что Люсьен все рассказал ребенку.
Но Бертран не стал скрывать правду.
– От Пьера, – слегка смущенно ответил он.
– От Пьера? – Изумленная Алисия покачала головой. Ей и в голову не приходило, что слуги могут быть в курсе семейных дел хозяев. Но с какой стати? Она приготовилась к худшему. – И что же он тебе сказал?
– Не так уж много, – понурился сын.
– Бертран!
– Ну… он сказал, что никто в Монмуссо понятия не имел, что у месье Жюля остался сын. Сказал, что если бы они знали, то дедушка… дедушка забрал бы меня сюда.
– Так и сказал? – Алисию начал колотить озноб, и она обхватила себя обеими руками. – А что ты ему ответил?
Бертран пожал плечами.
– Не помню. Кажется, ничего. Тогда я подумал, что он ошибся.
Алисия облизала губы.
– А когда ты пришел к другому выводу?
– Думаю, мне нужно было самому догадаться, – с несчастным видом признался Бертран. – Если бы дядя Люсьен знал, он давно приехал бы навестить нас, правда? Пьер говорит, что для де Грасси семья – это все. А мы ведь члены их семьи.
– Не мы, а ты, – коротко бросила Алисия. Она была не в состоянии продолжать разговор. Ее худшие опасения подтвердились. Теперь Бертран не только знает, кто он такой, но и осуждает мать за попытку оградить его от родни отца. Пока он так не сказал, но это дело времени. А потом…
– Ты тоже, – возразил Бертран, внезапно поняв, что события приняли совсем не тот оборот, которого он ждал. – Мама! – Алисия отвернулась и стала доставать белье из шкафа. – Послушай, мне очень жаль, если я огорчил тебя. Но, честно говоря, я думаю, что ты ошибаешься.
– В самом деле? – Алисия остановилась в дверях ванной. – Конечно, ты имеешь право на собственное мнение. Но можешь мне поверить, Люсьену де Грасси нет до меня никакого дела. До тебя – да, есть. Ты член семьи. А что касается меня, то де Грасси еще восемь лет назад ясно дали понять, что не желают иметь со мной ничего общего.
– Но они не знали обо мне, – покачал головой Бертран.
Алисия посмотрела на него с нехорошим прищуром.
– Думаешь, это что-то меняет?
– Я… не знаю, – снова смутился мальчик.
– Так вот, это не меняет ничего! – выпалила Алисия и захлопнула дверь перед его носом.
– Мама! – Мальчик обиделся. Он не привык к такому обращению.
Но Алисия не откликалась на его просьбы.
Она заперла дверь на замок и дала волю слезам, которые рвались наружу уже несколько часов. В конце концов Бертран сдался, перестал трясти ручку и ушел. И лишь тогда Алисия вспомнила, зачем она пришла в ванную.
***Люсьен всегда считал Марсель самым красивым из всех городов Франции. Но сегодня лицезрение местных достопримечательностей не доставляло ему никакого удовольствия.
В его мозгу продолжали звучать слова Алисии. Сознание того, что он прожил восемь лет, не зная правды, не давало ему покоя. Люсьену не хотелось признавать это, но в глубине души он знал, что Алисия сказала правду.
Мальчик – его сын. Его плоть и кровь. Сын, о котором Люсьен и не мечтал.
Сын его и Алисии, решительно напомнил он себе. Как будто об этом можно забыть… Люсьен недовольно фыркнул. О Боже, и он еще осуждал Алисию за то, что она скрывала от них ребенка! Все эти восемь лет она должна была ненавидеть Люсьена, его отца и само имя де Грасси. Теперь понятно, почему она была так ошеломлена, когда увидела Люсьена в пансионе. Он был последним человеком на свете, которого ей хотелось видеть.
Если бы Бертран не написал то письмо… Но сейчас ему не хотелось об этом думать. У него есть дела поважнее. Завтра отца должны выписать из больницы, и мать попросила отвезти их в Монмуссо. Люсьен приехал сегодня, потому что Мирей хотела закончить все формальности еще до выписки; во всяком случае, так она сказала. Но Люсьен подозревал, что она еще не сообщила отцу о Бертране. Видимо, мать хочет, чтобы Люсьен сам поговорил с отцом до их возвращения в Монмуссо.
Еще не было и десяти часов, но Люсьен чувствовал себя так, словно позади остался целый рабочий день. Он не ел со вчерашнего вечера и не спал тоже. Необходимость серьезного разговора с матерью лишила его душевного равновесия.
Он остановил «мерседес» в тени огромной цветущей акации, вылез и вдохнул в себя аромат цветов, смешанный с ядовитыми выхлопами.
Апартаменты де Грасси занимали верхний этаж пятиэтажного дома окнами в городской парк. Обменявшись несколькими словами с привратником, Люсьен зашел в старомодный лифт. В кабине стояла пухлая банкетка; привычные раздвижные двери заменяла кованая чугунная дверь, открывавшаяся вручную. Все в доме говорило о его почтенном возрасте, но родителям Люсьена тут нравилось. Впрочем, не им одним: на освобождавшиеся квартиры существовала целая очередь.
Горничная матери впустила Люсьена в квартиру. Раннее появление Люсьена удивило ее.
– Месье, мадам де Грасси еще не встала, – объяснила она, проводив его в гостиную с просторными окнами. – Я доложу ей, что вы здесь.
– Можешь не торопиться, Лили, – ответил он, обводя взглядом комнату. Тяжелая резная мебель с цветной обивкой, плотные шторы… Квартира была зеркальным отражением покоев, которые родители занимали в palais, но более уютным и миниатюрным. – Я бы с удовольствием выпил кофе.
– Сейчас принесу, месье.
Лили удалилась на кухню. Люсьен подошел к окну и сунул руки в карманы черных брюк. Распахнутый воротник темно-зеленой рубашки обнажал его смуглую шею. Слава Богу, в квартире есть кондиционер. Люсьен начал задыхаться еще в лифте.
– Люсьен!
Голос матери заставил его вздрогнуть и обернуться. Она стояла в дверях и куталась в бархатный светло-зеленый халат, как будто ей было холодно.
