Мари Феррарелла - Это наш ребенок!
— О да, бракосочетание в родилке. — Он взглянул на Шейлу. — Шейла, ты надолго прославилась.
— А я-то надеялась, что меня запомнят за мою квалификацию, — пробормотала она.
Доктор Вильямс закончил заполнять медицинскую карту Ребекки и повесил на спинку кровати, где санитар найдет ее.
— Так гораздо эффектнее, — утешил он Шейлу. — Девочка будет в педиатрическом отделении. Вы больше ничего не сможете сделать сегодня. Почему бы вам не отправиться домой? А я попрошу медсестру позвонить, если будут какие-либо изменения.
Он ее не выпроводит.
— Я не смогу спать, Бен. Я просто поставлю стул рядом с кроваткой.
Доктор Вильямс посмотрел на Слейда, ожидая поддержки.
— Вы не могли бы уговорить свою жену?
Слейд положил руку на плечо Шейлы. Ни один из них никуда не пойдет.
— Нет, я как раз собирался спросить, где можно найти еще один стул.
Доктор Вильямс вздохнул. Спорить было бесполезно.
— Ладно, тогда сами отвезите ее наверх. А мы проследим, чтобы нашли колыбель... и пару стульев.
Доктор позвал санитара и приказал снять белье с постели, хотя Ребекка ею не пользовалась. Затем он повел их к служебным лифтам.
— Итак, — обратился он к Слейду, завязывая беседу, — ходят слухи, что вы зарубежный корреспондент.
— Да.
То есть я был им, мысленно поправил он себя.
— Что вы думаете о ситуации в?.. — пустился в рассуждения доктор.
Слейд старался сосредоточиться на беседе, а не на мрачной тени, парящей над ребенком в его руках.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Доктор Вильямс оставался дольше, чем обещал. Он ждал с Шейлой и Слейдом, пока сделают предварительные анализы, чтобы подтвердить его диагноз. Первоначальный диагноз оказался правильным. Реббека стала жертвой последней вспышки гриппа. Уровень обезвоживания не опустился до критического, но госпитализация была неизбежной.
— Это только выглядит так страшно, — успокаивал доктор Вильямс обоих. Может, Шейла и профессионал, но все воспринимаешь иначе, когда в больничной кровати лежит твой собственный ребенок. Имея троих детей и семерых внуков, он знал, какой страх охватывает при этом родителей.
— Хотелось бы вам верить, потому что кажется, будто и впрямь все ужасно. — Слейд облокотился о металлические прутья колыбели, в которой лежала его дочь. Ей зафиксировали ручки, чтобы она не выдернула две трубки, тянувшиеся к ее венам.
Эта картина напомнила ему, как в действительности хрупка жизнь.
— Мы кормим ее, — сказал Вильямс. В объяснении не было необходимости, но оно действовало успокаивающе. — Это не даст организму обезвоживаться, пока она не начнет сама удерживать жидкость.
Шейла кивнула, понимая, что сделано все возможное. Однако не сумела подавить тревогу и чувствовала, как к глазам подступают слезы.
— Она выглядит такой беспомощной. Такой крошечной...
Что, если у Ребекки не хватит сил побороть вирус? Что, если?.. Она не могла сформулировать вопрос до конца даже мысленно.
— Ты уверена, что хочешь остаться? — ласково спросил врач. — Тебе действительно нечего здесь делать.
Она и без его слов понимала свою беспомощность.
— Я могу смотреть на нее, — хрипло ответила Шейла. Кончиком пальца она погладила ручку дочери. — Она будет чувствовать, что здесь кто-то есть.
Доктор Вильямс кивнул. Он понимал.
— Я приду утром осмотреть ее.
— Мы будем здесь, — сказал Слейд.
Шейла и Слейд стояли рядом у колыбели, глядя на жизнь, которую создали вместе. Жизнь, казалось, связанную с этим миром лишь медицинскими трубками.
— Я никогда еще не чувствовал себя таким беспомощным, — прошептал Слейд, не сводя глаз с ребенка.
Бессилие пожирало его. Он не мог помочь Ребекке, не мог помочь Шейле вынести это испытание. Он знал, о чем она думает. Он видел слишком много умирающих детей, чтобы принимать что-либо как само собой разумеющееся.
Волнение в голосе Слейда тронуло Шейлу. В первый раз за этот вечер она посмотрела ему в лицо. Каждая его черточка говорила о крайней усталости. Шейла дотронулась до его руки.
— Почему бы тебе не поехать домой? Ты вот-вот свалишься с ног.
— Я в порядке. — Призрак улыбки заиграл на его губах. — Не зря авиаторы называют ночной полет «красный глаз». Именно такие глаза у их пассажиров после рейса.
Шейла не переставала думать о том, как Слейд воспринимает происходящее. И только сейчас подумала о нем самом.
— Когда ты спал в последний раз?
Слейд тихо засмеялся. Он не сразу вспомнил.
— В другой жизни, я думаю.
Шейла покачала головой. Ему необходим отдых.
— Поезжай домой, Слейд. Я могу остаться.
Ей так легко от него не избавиться. Это и его ребенок тоже. У нее нет монополии на любовь и тревогу.
— Я знаю, что можешь. Я тоже могу. — Он взглянул на светло-коричневый пластиковый стул, который принес санитар. — Я спал и на худшем.
Шейла ни на минуту не усомнилась после тех историй, которые он рассказывал ей. Несмотря на беспокойство о нем, она не могла отрицать, что рада его компании. Рада, что не приходится выносить все это в одиночку.
— Спасибо.
Она действительно ему благодарна, подумал Слейд. Как будто он делает ей одолжение. Как будто судьба их ребенка не так же бесконечно важна ему, как ей. Он вздохнул. Шейла поймет. У него вся жизнь впереди, чтобы приучить ее, и она приучится.
Слейд притянул ее к себе, поцеловал в макушку. Нежно. Без страсти или желания. Нежно.
Поцелуй тронул Шейлу до глубины души.
— Не благодари, — прошептал он в ее волосы, — она наполовину моя, если ты не забыла.
Шейла спрятала лицо на его груди.
— Какую половину ты выбираешь?
— Верхнюю. Пока она не научилась огрызаться. — Прижав Шейлу еще сильнее, он смотрел на ребенка в колыбели. Юмор его растаял без следа. — Кажется невероятным, что такая малышка может таким сильным полунельсоном[1] так быстро опрокинуть твою жизнь.
Шейла тихо засмеялась, очень уж забавным было сравнение Ребекки с борцом. Слейд чувствовал, как согревается его грудь. Шейла повернулась к ребенку.
— Я только что думала примерно о том же.
Она со вздохом отступила и оглядела палату, рассчитанную на три кровати. Одну кровать вынесли, чтобы освободить место для колыбели. Две другие были пусты, что обеспечивало им уединение.
Шейле хотелось вопить, швыряться вещами, ругать неизвестного негодяя, причинившего боль ее дочери. Она с трудом сдерживалась.
Несмотря на усталость, Слейд был слишком взвинчен, чтобы лечь, и понимал, что бесполезно даже пытаться заснуть. Придется подождать, пока напряжение ослабит свою хватку.
Он нащупал в кармане мелочь.
— Где в этом заведении ближайший торговый автомат?
Шейла не сразу вспомнила. Она знала больницу как свои пять пальцев и все же несколько секунд озадаченно смотрела на Слейда.
— В подвале около кафетерия... Но на каждом этаже за сестринским постом есть набитый едой холодильник. Что ты хочешь?
Забрать домой свою маленькую дочку и свою жену.
— Как обычно. Кофе, крепкий и черный.
Как он понял, ему не скоро еще придется спать. Так что надо обеспечить себя необходимым.
У сестер всегда был наготове кофе. Шейла кивнула.
— Сестры дадут тебе кофе. Только скажи им, что ты мой муж.
Он улыбнулся. В первый раз Шейла открыто назвала его так. Интересно, поняла ли она сама. Они пережили свою первую серьезную ссору. Дальше будет легче. Как только поправится Ребекка.
— Прекрасно. А это дает мне право на сэндвич?
Уже далеко за полночь. Обычно к этому времени запасы истощаются. А кухня кафетерия закрылась несколько часов назад.
— Если у них есть. Ты голоден?
Нет, он не голоден. Там, где должен быть желудок, у него образовалась большая дыра.
— Я думал о тебе. Когда ты ела в последний раз?
Их взгляды встретились.
— В другой жизни, — повторила она его выражение.
Слейд понял, что угадал правильно. Шейла выглядела неважно.
— Я так и подумал. Тебе необходимы силы. — Он увидел, как она открывает рот, чтобы возразить. Собственно, он ничего другого и не ожидал. — Ты же не хочешь сама свалиться с гриппом?
Нет, но и есть она не хочет.
— Я ни кусочка не смогу проглотить.
Слейд попробовал ее лоб тыльной стороной ладони. Прохладный, но это ничего не значит.
— А вдруг у тебя действительно начинается грипп?
