Энн Вулф - Три сказки для Анны
Я хотел было спросить старушку, кто здесь жил, но она быстро ретировалась, получив деньги от Златы.
Моя закатная леди, похоже, была довольна. Она улыбнулась мне так, что над белоснежными зубами промелькнула розовая каемка десен.
– Это – мой дом, – словно еще не совсем веря своему счастью, произнесла она. – Мой дом…
Злата рассмеялась, закружилась по комнате, а потом подошла к старому зеркалу и смахнула с него паутину. За секунду ее лицо изменилось. В нем ожил страх… или то отчаянное одиночество, в котором я повстречал ее впервые. Она обернулась ко мне и без всех этих бабских уверток спросила:
– Ты можешь остаться со мной сегодня?
А я – великий циник и прожженный холостяк – только молча кивнул, краешком души чувствуя, что останусь здесь не на одну ночь. Потом мы купили вина в соседнем супермаркете, и она, в отличие от меня лишь пригубив вино, молча выслушивала мои жалобы на судьбу, изредка кивая головой.
Потом, уже напившись, я сбросил маску вшивого интеллигента и полез к ней целоваться.
Злата не отталкивала моих назойливых рук, не вырывалась из объятий и не корчила из себя оскорбленную невинность. Я был уверен, что она заранее знала, чем кончится этот вечер. Целуя ее хрупкие фарфорово-белые плечи, я думал о том, что ей хотелось такого финала. Может быть, страх одиночества толкнул ее в мои объятия? Так или иначе, я наслаждался этим порывом внезапной страсти. Ее шелковые волосы обдавали меня мягким ароматом цветов, а ее губы, ласковые, податливые, как влажный песок, заставляли меня задыхаться от желания близости.
Наверное, я не покривлю душой, если скажу, что не хотел так ни одну из своих женщин. Несмотря на ее податливость и мягкость, Злата была для меня тем недосягаемым идеалом, который всегда гнездился в одном из укромных уголков моего подсознания. Казалось, она открылась мне целиком и полностью, как тетрадь, случайно распахнутая порывом ветра. Но, сжимая ее в своих настойчивых объятиях, я чувствовал – за этими страницами скрыты другие, густо исписанные чернилами тайны. И я знал, что одна-единственная ночь не поможет мне расшифровать эти письмена…
На следующее утро я перевез к ней половину своих пожитков. Всего лишь половину, потому что смертельно боялся вылететь из ее жизни через каких-то пару дней. Это смешно – еще вчера я мысленно хихикал над тем, как собирала вещи Энни, а теперь и сам вляпался в то, что всегда считал полным идиотизмом. В этом не было ни малейшего сомнения – я влюбился. И боялся только одного: что моя хрупкая иллюзия счастья разобьется, как кружка в дрожащих руках пьянчуги.
Злата проявила чудеса терпения и прозорливости в отношении меня, блудного пса, которого осмелилась приютить. Она вела себя так, будто я вовсе и не спившийся писака, которому нужно закончить очередной роман. В отличие от Энни, досаждавшей мне своим неуклюжим вниманием, Злата совершенно меня не беспокоила. Когда я работал, она делала вид, что меня попросту нет дома: не заходила ко мне, не предлагала поесть, не совала под нос переваренный кофе. Но, тем не менее, когда я выползал на кухню, как голодный пес в поисках еды, все было горячим и безупречно вкусным, а Злата – воплощением самого соблазна. Я даже пить перестал – выпивка теперь казалась мне частью прошлого, к которому не хотелось возвращаться, лимонно-горького, как личико Энни Макфел.
Частенько из-за Златы, вернее из-за зова своей безудержной страсти, я плевал на работу и часами валялся в постели – самом восхитительном уголке нашего дома. Злата, моя прекрасная пленница и муза одновременно, робко намекала мне на то, что я должен закончить книгу, но я лишь смеялся, обзывая ее маленькой занудой.
Она никогда не интересовалась сюжетом моей книги, и это казалось мне удивительным – Энни, та постоянно пытала меня на этот счет. Но однажды она, ни с того ни с сего, спросила:
– Скажи, ты задумываешь финал с самого начала?
Удивленный ее вопросом, я помолчал, а потом изрек:
– Всегда по-разному… Иногда все получается само собой, даже против моих планов… А иногда – все гладко, по задуманному. Почему ты спросила?
Злата проигнорировала мой вопрос.
– А сейчас?
– Что – сейчас?
– Ну… в этой твоей книге все идет, как задумано, или ты решил изменить финал? – В ее оливковых глазах было столько живого интереса, что я окончательно растерялся. Она даже не знала сюжета. Тогда почему ее интересовал финал?
– Сейчас… – промямлил я, пытаясь справиться с растерянностью. – Сейчас все вообще очень странно. У меня такое чувство, что герои живут отдельной жизнью, независящей от меня… Вот, например, – оживился я, потихоньку входя во вкус и немного хвастаясь перед любимой, – преследователь моей героини потерял ее из виду, хотя с самого начала я думал, что он найдет ее и запрет в подвале, откуда она выберется ближе к концу романа.
Лицо Златы прояснилось. Мне показалось, что она слишком глубоко воспринимает судьбу героини. Впрочем, неудивительно, ведь она тоже – Злата.
– А… преследователь? – секунду подумав, спросила она.
– Я покончу с ним в конце, – ответил я с самодовольством человека, вершащего судьбы. – Только еще не знаю, как именно.
Златины оливковые глаза в одно мгновение изменились. На лицо набежала хорошо знакомая мне тень страха.
– В чем дело? – поинтересовался я, испугавшись за мою впечатлительную возлюбленную. – Тебе жалко этого идиота? Успокойся, он – полное дерьмо. То есть… – Я покраснел – при ней я редко использовал свои любимые словечки. – То есть – негодяй. И потом, читатели жаждут крови – они будут страшно разочарованы, если ее не будет. А он – единственный, кого совсем не жалко убить…
Она хотела спросить что-то еще, но передумала. Мне показалось, от клочка сюжета, который я осмелился озвучить, ей стало не по себе. Я надеялся, что она не сочтет меня чудовищем, которое убивает без особой на то причины. Но Злата всегда была немного странной, и я не придал этому инциденту особенного значения.
В общем, мы жили душа в душу. Правда, я почти ничего не знал о ее прошлом. Только то, что в ее жизни был мужчина, ее бывший муж, который причинил ей много боли. Честное слово, если бы мне попался этот кусок дерьма, я убил бы его, не раздумывая. И сделал бы это изощренно. Например, сунул его голову в жидкий азот. Или еще чего похлеще. Впрочем, все свои деструктивные намерения по поводу этого типа я собрался реализовать в романе, благо тот был почти дописан. Почему бы в жидком азоте не сдохнуть главному злодею, который достал меня своими проделками еще в самом начале работы?
Все бы было просто прекрасно, если бы однажды на углу улицы я не встретил блондинистую цыпочку Мэри, ту самую, из бара, которая тут же на мне повисла. Я мысленно поблагодарил Бога за то, что рядом нет Златы. Спихнув с себя этот длинноногий постер, увешанный побрякушками, я процедил:
