Маргарет Эллисон - Единственное желание
— Это значит «Прости меня».
Кэсси помедлила, а потом спросила:
— Что ты мне сказал в тот день на утесе?
— Tu es la famme la plus belle que j'ai jamais vu. «Ты — самая прекрасная женщина, которую я когда-либо видел».
— Я так и думала, что это не имеет отношения к погоде, — улыбнулась Кэсси. — Спасибо.
Девушка покраснела и посмотрела в окно, пытаясь найти безобидную тему для разговора.
— А ты знал, что основателем фабрики был француз Вильям Демион?
Хантер покачал головой.
— Он иммигрировал из Франции в начале двадцатого века и направился в Шанвилль, потому что слышал, что здесь много работы по добыче руды. Но когда приехал, то увидел грузовик со станками, направляющийся на свалку, и предложил водителю десять долларов за станок.
— Подозреваю, он никогда не добывал руду.
Кэсси кивнула головой.
— Водитель грузовика оказался ткачом, Демион нанял его, и так родилась «Демион Миллс». Не хочешь прогуляться? — предложила Кэсси.
— Прогуляться? Сейчас почти полночь.
— Я хочу тебе кое-что показать. — Кэсси протянула ему руку. — Пойдем.
Он пошел с ней в холодную лунную ночь. Разбросанные ветки хрустели под ногами, когда они шли к лесу. Полная луна освещала тропинку.
— Странно, не правда ли? — беззаботно сказала она. — Всего две ночи назад мы плавали в бассейне. А теперь идем по снегу.
Они стояли на вершине холма.
— Это моя вершина мира.
Шанвилль лежал внизу как на ладони. Отсюда были видны железнодорожные вагоны и фабрика. Хантер увидел и свой отель.
— Я начала приходить сюда, когда умерли мои родители, — продолжала Кэсси. — Считала, что раз это самое высокое место в округе, то я буду ближе к небесам.
Хантер притянул ее к себе.
— Что с ними случилось?
— Они попали в автомобильную аварию, когда мне было пять. Мои бабушка и дедушка вырастили меня.
— Твои родители работали на «Демион Миллс»?
— Да. Они встретились в колледже. Когда они закончили учебу, моя мама захотела вернуться в Шанвилль. Фабрика была единственным местом, где они смогли найти работу.
Хантер прикоснулся к ее щеке, как будто смахивая невидимую слезу.
— В какой колледж они ходили?
— В Мичиганский. — Она повернулась к нему. — Я ходила в тот же колледж, пока моя бабушка не заболела.
— Ты там изучала фотографию?
— Да.
— Трудно было находиться так далеко от Оливера?
— Нет, — сказала Кэсси без промедления. — Я думаю, это был знак, что у нас не все хорошо. Но тогда я была уверена в наших отношениях.
Она помедлила и добавила:
— Не могу объяснить, почему мы с Оливером оставались вместе так долго. Но теперь, когда встретила тебя, я не уверена, что вообще любила Оливера. Никогда не думала, что он сможет так дурно поступить со всеми нами.
— Я бы не ругал его за этот поступок, Кэсси. Будущее фабрики пока не очень радужно.
— В нынешнем положении дел виноват только Оливер, — сказала она без сомнения в голосе.
Хантер мог сказать по тону ее голоса, что Кэсси чувствует себя обманутой из-за решения Оливера продать фабрику. Но переживала бы она так сильно, если бы Оливер не бросил ее ради другой женщины?
Они взялись за руки и стояли некоторое время, не разговаривая, а только глядя на город. В конце концов она потянула его за руку и сказала:
— Пойдем.
Но они пошли не к дому. И Хантер знал, куда Кэсси ведет его на этот раз.
— Мы идем на фабрику?
Она кивнула.
— Я хочу показать тебе кое-что.
— У тебя есть ключ? — спросил он.
— Нам не нужен ключ.
Он шел за ней по тропинке, освещенной лунным светом. Вскоре тропинка привела их к фабрике.
— Подожди здесь, — прошептала Кэсси.
— Я не отпущу тебя одну, — сказал он.
— Почему? Я делала это миллион раз. Кроме того, не хочу выдавать мой секрет.
— Какой секрет? — спросил Хантер.
Кэсси засмеялась и повела его вдоль фабрики к старому входу в подвал. Девушка дернула старый ржавый замок.
— Ломаем и входим? — спросил он.
Она улыбнулась, когда замок открылся. Хантер помог Кэсси открыть дверь, и они спустились по заплесневелым старым ступенькам.
— И много людей знает об этом секретном входе?
— Только я.
Кэсси включила свет. Они оказались в старом кирпичном подвале. Повсюду лежали стопки старых газет.
— Газеты принадлежали первому владельцу фабрики, — объяснила Кэсси. — А потом и мы стали собирать все материалы, которые имели отношение к фабрике.
Хантер пошел за Кэсси по шатким ступенькам, которые вели на первый этаж. Она включила свет. Их глазам предстала неофициальная фотогалерея, рассказывающая об истории фабрики и ее достижениях.
— Это президентское кресло, которое использовали в администрации Картера, — сообщила Кэсси.
Хантер подвинулся ближе, чтобы лучше рассмотреть старую фотографию, на которую показывала Кэсси. Две женщины стояли позади прекрасного кресла, гордо улыбаясь.
— Молодая женщина, которая стоит прямо за креслом, — это моя мать. Моя бабушка стоит справа от нее. Они сделали эту ткань. Тысяча долларов за ярд.
Женщины, как и Кэсси, были рыжеволосыми, с зелеными глазами.
— Вы очень похожи.
— Моя бабушка была очень горда в тот день. Ее только что сделали мастером.
Кэсси подошла к следующей фотографии.
— А этот материал, — продолжала она, — был использован в платье Елизаветы II при ее коронации.
Кэсси провела Хантера мимо всех фотографий, терпеливо объясняя историю каждой.
— Теперь закрой глаза, — попросила она, закончив обход.
— Зачем?
— Закрой глаза. — Она взяла его за руку. Он услышал, как дверь открылась, и понял, что она ведет его в сердце фабрики. — Сделай вдох.
Хантер вдохнул пряный сладковатый запах.
— Я заметил его еще в самый первый день здесь, — вспомнил Хантер. — Что это?
— Запах истории. Старые станки и свежий шелк.
Он открыл глаза. Кэсси подвела его к старому станку.
— Видишь это? — сказала она, указывая на шелковые нити. — К концу завтрашнего дня эти нити будут частью красивого узора на ткани.
Хантер кивнул в сторону машины в углу. Она выглядела как настоящий музейный экспонат.
— Что это?
— Это устройство для скручивания веревок. Его изобрел Леонардо да Винчи. Оно не сильно изменилось с тех пор. — Она взяла его руку и провела по ткани на станке. — Тебе это не кажется знакомым?
Хантер покачал головой.
— Это тот же материал, что висит в твоей спальне на яхте. На его создание ушла целая неделя работы двух мастеров.
— Я оценю это, когда вернусь.
Она вздохнула.
