Маргарет Роум - Человек Огня
— Вы действительно предлагаете мне ночевать в одной хижине с вами или вам вздумалось так пошутить?
Сеньор, пожав плечами, подошел к куче сухой травы и отгреб от нее половину. Не веря собственным глазам, Тина наблюдала, как он отнес охапку травы в угол хижины, свалил ее там и отчеканил:
— Вот! Моя постель готова, сеньорита, так что, возможно, теперь вы наконец поймете, что я имею в виду?
Рамон бросил на девушку сардонический взгляд и так быстро и метко выпустил «парфянскую стрелу», что просто выбил из рук Тины оружие, лишив возможности защищаться.
— Полагаю, вы так настроены против моего присутствия здесь, основываясь не на пуританской морали? Я просто не верю, что такая опытная путешественница не знает, что в джунглях невозможно строго соблюдать правила поведения цивилизованного мира, поэтому мы и выработали свой кодекс, хотя он вряд ли устроил бы педантичных узколобых членов общества!
Только теперь Тина поняла, в какую ловушку она угодила. Сеньор подозревал ее в обмане, но не мог обвинить без веских доказательств, и этот вопрос был задан с единственной целью — в порыве гнева подтолкнуть к признанию: никакая она, мол, не опытная путешественница, а потому понятия не имела, что в такого рода экспедициях делить жилище с посторонним человеком вполне допустимо. Сеньор оказался весьма коварным, но, к счастью, Тина успела вовремя разгадать его замысел и решила повернуть беседу в другое, менее опасное русло, хотя даже сейчас идти на попятный и позволить ему остаться не собиралась. Конечно, Рамон видел, что девушка не намерена уступать, но спорить ему надоело, и проще было оставить ее в покое. Итак, Тина, пытаясь проявить изворотливость, дрожащим голосом спросила:
— Ну а каково же решение вождя, сеньор? Нам позволят завтра увидеться с лесным доктором?
Рамон ответил не сразу, и девушка не сомневалась, что его испытующий взгляд проник во все ее помыслы и, увидев полное смятение чувств, испанец про себя смеется над ней. Тем не менее сеньор не стал возвращаться к теме, от которой Тина старалась уйти, зато в голосе его звучала откровенная насмешка.
— Он обещал послать кого-нибудь из людей в джунгли за доктором. Как выяснилось, мы пришли очень вовремя — он именно сейчас собирает растения для новой порции чудодейственного снадобья, каковым лечит вождя от «ужасного оцепенения». Если не возникнет никаких чрезвычайных обстоятельств, доктор появится тут вскоре после рассвета.
— О, вот это прекрасная новость! — Слипающиеся глаза Тины, снова ожив, радостно заблестели. Появление доктора дарило надежду, что скоро все несчастья закончатся. Даже не верилось, что успех настолько близок. Зато многочисленные разочарования и мытарства девушка терпела не зря — она все-таки достигнет цели. Недавние страхи окончательно испарились. И Тина решила рискнуть. — В таком случае, сеньор, думаю, нам обоим стоит немного поспать. И если вы любезно соблаговолите уйти…
Тина подошла к двери хижины с уверенностью хозяйки дома, провожающей гостей, и остановилась, полагая, что сеньор уйдет. Но, вместо того чтобы выполнить очевидное желание девушки, он со вздохом удовлетворения и удовольствия растянулся на своей охапке сена.
— Я больше не могу. У нас обоих был очень тяжелый день. — Рамон указал на кучу сухой травы в противоположном углу хижины. — Настоятельно рекомендую вам расслабиться, сеньорита, отбросив всю свою враждебность, потому что завтрашний поход до лагеря покажется вам вдвое длиннее, если вы не отдохнете.
Он такого нахальства Тина потеряла дар речи. Сердце болезненно сжалось, когда девушка уразумела, что сеньор имел в виду именно то, что сказал. И, потрясенная его бесстыдством, она гневно воскликнула:
— А я-то думала, вы джентльмен!..
В мгновение ока Рамон оказался на ногах, и горящие недобрым голубым огнем глаза встретились с зелеными.
— Но хотя бы один из нас и вправду тот, кем представляется? Отвечайте! — От сеньора исходила такая ярость, что Тина невольно попятилась, и все ее страхи ожили, когда он прошипел: — Матерь Божья! Не знаю, почему вы способны разозлить меня так, как не удавалось ни одному человеку из всех, кого я встречал. С самого первого дня вы словно бы наслаждаюсь, испытывая на мне свою силу. Вы постоянно бросаете мне вызов, приводите в бешенство, оскорбляете и даже, — он угрожающе выпятил челюсть, — стараетесь соблазнить назло донье Инес!
Девушка в ужасе отпрянула. Лицо ее мгновенно залилось малиновой краской, а потом так же быстро стало белее бумаги. Тина была слишком потрясена, чтобы достойно ответить, но ее глаза выражали крайнее возмущение подобными наветами. А Рамон и не думал раскаиваться в том, что наговорил.
— Да, все это звучит низко и вульгарно, сеньорита, но тем не менее соответствует действительности, не так ли?
Тина чувствовала себя настолько униженной, что не могла издать ни звука. А сеньор бушевал, распаляясь все пуще:
— Но, возможно, я переоцениваю вас? Возможно, вы не собирались заходить так далеко, а хотели просто подразнить меня, чтобы продемонстрировать свою власть и превосходство над сеньорой? — Рамон разразился едким, без намека на веселье, смехом и шагнул к Тине. — А что, если я не пожелаю оставить этот эпизод незавершенным, сеньорита Доннелли? Что, если мне нравится писать слово «финиш», только когда все действительно закончено?
Девушка, тотчас уразумев, что задумал сеньор, отшатнулась от него, как перепуганный ребенок от гневного родителя. Она заметила открытую дверь и рванулась было туда, но Рамон со стремительностью разъяренного дикого кота прыгнул туда первым, отрезав ей путь к отступлению.
Тину затрясло, когда он железной хваткой вцепился в ее плечи и толкнул обратно в хижину. Сверкание голубых глаз не позволяло спрятать страх за опущенными ресницами, требуя прямого ответа. Крепко сжав губы, Рамон смотрел на лицо в форме сердечка под копной огненных волос, казалось сияющих даже во мраке хижины.
— Вы хитры и проворны, как обезьянка, — процедил он, — но неужели вы думаете, я позволю вам удрать от меня дважды?
Сеньор нагнул голову, не отрывая яростного взгляда от глаз Тины, и губы ее задрожали.
— Нет, пожалуйста, нет, — умоляюще пролепетала она и отчаянно замотала головой, пытаясь избежать поцелуя, хоть и знала, что все это бесполезно — Рамон твердо намерен отомстить.
Девушка выдержала это холодное, бесстрастное наказание молча, давясь слезами горя. Да и что она могла бы сказать? Грубые и резкие обвинения в клочья разорвали ее трепетную любовь, но у Тины ни на миг не возникло мысли замарать минуты счастья, испытанные тогда с Рамоном, и, судя по тому, какое презрение к ней он выказывал сейчас, безвозвратные. Несколько дней — даже часов — назад Тина с радостью использовала бы шанс объяснить, какое чудо произошло с ней в ту ночь в его объятиях, но теперь, когда поцелуй лишь причинял боль, девушка не сомневалась, что никакие объяснения не помогут. Рамон не верил ей и каждое слово встретил бы скептически.
