Эллен Алекс - Страсти у вулкана
— Ты знаешь об этом мире гораздо больше меня, — сказала Даниэль, — я мало что нового могу тебе сказать.
— Счастье не в том, получаешь ты от человека какую-то информацию или нет, — сказал Марк Роснан, — любой информацией и так заполнен весь мир. Счастье в том, что ты просто хочешь быть рядом с этим человеком. И все.
Город неадекватно реагировал на отношения Марка Роснана и Даниэль. Женская половина города привыкла считать Марка Роснана своим достоянием и теперь плохо спала по ночам.
Но все равно все прекрасно понимали, что если два человека не могут быть друг без друга, то они, разумеется, должны быть вместе.
А еще город был в шоке от того, что Марк Роснан перестал писать. Всем казалось это шуткой. Все были уверены, что Марк Роснан просто припрятал свои романы, которые он должен был преданно написать за время отсутствия, и вот-вот все вновь смогут насладиться его интересными мыслями.
Но этого не происходило. По городу поползли слухи, что Марк Роснан за время отсутствия действительно не написал ни строчки. Город плохо представлял, как такое может быть.
Мало того что Марк Роснан и сам не мог прожить ни дня без своих рукописей, он еще был в ответе перед своими читателями. Это было выше общественного понимания.
А Марк Роснан действительно не написал за это время ни одного романа. Нет, он так же вставал рано утром, выкуривал сигарету, открывал ноутбук, читал свои записи, но его работа стояла на месте и не продвигалась ни на шаг.
— Почему ты не пишешь? — осторожно спросила его Даниэль.
Марк Роснан задумался.
— Я не знаю. Может, я просто сильно устал. Я устал месяцами обдумывать сюжетные линии и характеры героев. Устал вставать, не помня самого себя, посреди ночи, чтобы записать какую-нибудь приснившуюся идеальную фразу, потому что утром эта фраза растает как сон и туман. Ты знаешь, что самые ценные мысли приходят на ум, когда у тебя нет никакой возможности их записать? Или когда ты куда-то должен срочно ехать, и не можешь остановиться и выпустить руль из рук, и думаешь, что вот-вот минут через пять у тебя будет возможность остановиться и ты все запомнишь. Но по каким-то странным законам ты забываешь все напрочь. И потом это гнетет тебя весь оставшийся день, если не целую неделю. Или ты уже почти заснул и не поймешь, снится тебе все это или не снится, и ты видишь, что ты встал и все записал. Но потом понимаешь, что тебе все это приснилось, и ты ничего не записал, и ты опять забыл все те мысли, от которых тебя бросило в жар. И это чувство нереализованности, оно тяжелее всего. Тяжелее того, что тебе не нужны все мирские радости и заботы, что ты не понимаешь бытовых проблем окружающих людей, не приходишь в восторг от того, что твои соседи поделились с тобой новым рецептом выпекания домашнего пирога. Не идешь вечером в какой-нибудь клуб для поддержания радости существования крепким напитком, потому что твоя радость и смысл твоего существования и так постоянно с тобой, это твое творчество, от которого ты уже так смертельно устал. И когда тебя, как огромные осьминоги, опутывают твои произведения и тебе кажется, что, написав один роман, ты сможешь выпутаться и хоть немного вздохнуть, тебя уже незаметно опутал другой роман или даже несколько. И тебе уже никуда не деться, а придется начинать всю эту историю с постоянным записыванием бесконечных мыслей заново, и этому не будет никакого конца, и ты уже не видишь никакой другой жизни, кроме этой. А ведь это не так. Другая жизнь тоже есть, она давно манит тебя и ждет за окном. Но у тебя даже нет времени подойти к этому окну.
— Но это была твоя жизнь, — сказала Даниэль, — ты не мог без этого жить.
— А я и сейчас не могу без этого жить.
— Это как?
— Я не чувствую, что не пишу. Каждую секунду мне кажется, что в следующую секунду я начну что-то писать.
— Может, встретив меня, ты стал писать историю своей жизни и перестал писать истории на бумаге?
— Когда пишешь прозу, в любом случае пишешь историю своей жизни. Но, наверное, наша история действительно стала значить для меня гораздо больше, чем все эти истории на бумаге.
— Но писать — это твое предназначение.
— Значит, можно прекрасно жить и без предназначения, — сказал Марк Роснан.
— Да, но так можно жить тем людям, которые не нашли своего предназначения. А ты его нашел.
— Я думаю, когда наши отношения обрастут банальностями, я смогу снова писать.
— Но мы же не хотим, чтобы наши отношения обрастали банальностями? — улыбнулась Даниэль.
— О да, я знаю, — сказал Марк Роснан, — в том-то и суть.
7
К середине лета мы с Миной уже частенько посещали пляж у заколдованной заводи Гельхиадихи. И даже, не поверите, совершенно спокойно купались в этой заводи.
Соседи Барлинги наблюдали за нами со второго этажа своего дома. Они терпеливо ждали того светлого часа, когда над нашими с Миной головами разразятся молнии небесные за такое непочтение к городским страхам и реликвиям.
— Мне кажется, что Гельхиадиха и сама все эти годы поддерживала миф о том, что она колдунья, — сказала я Мине.
— Но зачем ей это было нужно? — спросила Мина.
— Видимо, она тоже любит одиночество.
— Гельхиадиха любит одиночество? Не смеши меня. И что она делала с этим своим любимым одиночеством все эти годы?
— Просто наслаждалась жизнью.
— Как можно наслаждаться жизнью, не будучи окруженным близкими людьми?
— Не всех в этом мире окружают близкие люди. А что ты скажешь о душевном одиночестве человека, находящегося в окружении своих многочисленных суетливых родственников?
Мина недоверчиво покосилась на меня.
— Да, конечно, можно быть одиноким и в толпе, — сказала она, — но зачем идти на одиночество сознательно?
Я не стала выкладывать ей все то, что было у меня в голове. Ее не всегда устраивали мои мысли. В отличие от меня она тверже стояла ногами на земле, не творила себе идеалы и не понимала, как все годы жизни можно быть привязанной к одному человеку однажды и навсегда.
Есть люди, внутренняя жизнь которых идет совсем в другом направлении, чем их внешняя жизнь. И никто из окружающих даже и не догадывается о том, как тяжело таким людям жить.
Так и в моей жизни, внутри меня всегда кипел вулкан историй, происшествий и событий, а внешне — была тишь да благодать. Но придумать нечто особенное, что перевернуло бы мою жизнь с ног на голову, я пока не могла.
Итак, время шло, а моя жизнь не обрастала глобальными переменами. Но все равно каждый новый день сокровища вселенной преданно лежали у моих ног, я это ясно чувствовала. И в любой момент я могла протянуть руку и прикоснуться к тайнам тайн и загадкам загадок, и быть на пороге любого ответа и открытия.
