Уинифред Леннокс - Не бойся полюбить
Вернувшись домой вечером в воскресенье, Мэттью позвал к себе в кабинет Мэрион. Он ожидал увидеть ее в слезах, потому что дочь понимала — после случившегося скандала Люк уже не займет церковную кафедру и, если она выйдет замуж за Люка, им придется уехать из Миннеаполиса. Мэттью уже прикидывал, куда бы отправить молодых, и выбрал Сан-Франциско. Он мог похлопотать об этом, и хлопоты были бы успешными. Совсем недавно он венчал одну важную пару, которая не отказала бы ему в просьбе поспособствовать счастью его дочери.
Но, на удивление пастора, глаза Мэрион не были опечалены.
— Ну, что скажешь? Каковы твои мысли? — спросил Мэттью, отодвигая кресло от стола и разваливаясь в нем, предлагая тем самым и дочери расслабиться.
— Отец, я должна сделать признание.
— Только не говори, что это ты звонила Кэрри и пугала ее всеми чертями ада.
— Нет, это не я, отец.
— Я также не верю, что ты кого-то уговорила пойти на этот шаг.
— Конечно нет, отец.
— Уже хорошо. Ну давай, выкладывай свое признание.
Мэрион сложила руки на коленях, потупила взор, светлые волосы были собраны на затылке и перехвачены лентой. Во всем ее облике была благостность, и Мэттью залюбовался дочерью. Образцовая жена пастора.
— Отец, он любит меня.
— Гм, — буркнул Мэттью. — Для меня это не новость. Я этого и желал. Но…
— Отец, а я люблю его.
— И это тоже не новость. Я и этого желал.
— Но не его, — бестолково уточнила Мэрион.
— Не понял. — Мэттью вопросительно взглянул на дочь.
— Не того, кого ты думаешь. И он не тот, о ком ты думаешь.
— А о ком я думаю, по-твоему?
— Ты думаешь о Люкс.
— Естественно. — Мэттью самодовольно ухмыльнулся. — А ты о ком?
— А я… а я о Рике Таунхэде.
— Что?! — выдохнул Мэттью и даже привстал с кресла.
Перед его мысленным взором возник дородный белобрысый пекарь, всегда улыбающийся ловкий малый. От него всегда пахло чем-то сладким, словно лакрица, вокруг него всегда вились детишки, а когда Рик появлялся в церкви, то все женщины и их дети окружали его и наперебой хвалили булочки и пирожки. Особенно все любили его маффинз, небольшие кексы с изюмом и с корицей.
— Дочь моя, я не верю собственным ушам.
— Отец, это он звонил Кэрри. Рик хотел помочь мне, он думал, что я люблю Люка, а его любовь ко мне безответна.
— Ага, а это, стало быть, не так, да?
— Нет, отец. — Мэрион вздохнула, потом подняла глаза на отца. — Мне нравился Люк, я знаю, ты хотел, чтобы я вышла за него замуж. Я старалась, он на самом деле красивый, он хорошо выглядит на кафедре. На него так приятно смотреть, слушать… Но ты знаешь, когда он привез Кэрри, я обрадовалась, что наконец могу не заставлять себя любить его. — Девушка вздохнула. — Но я все равно делала вид, что отношусь к нему по-прежнему, потому что думала: это Господь послал мне испытание и я должна пройти, выдержать, а потом он меня вознаградит. Как видишь, Он вознаградил меня. Я смогла открыть свою любовь к Рику. И перед ним, и перед тобой.
— Открыть? А как ты открыла ее Рику?
Мэрион посмотрела на отца в упор.
— Так, как это делает женщина, отец.
Мэттью оторопело уставился на дочь.
— Мне было видение, отец, вечером, в церковном саду. Я увидела себя в окружении маленьких мальчиков и девочек. Из темноты вышел мужчина, я всматривалась в него, он подходил все ближе, ближе, пока не стал узнаваем. А когда я узнала его, дети бросились к нему. Они кричали: «Папа, папочка! Это наш папа! Мамочка, смотри, кто идет!» Я рассказала об этом Рику. А он признался мне, что звонил Кэрри. Он сказал, что готов для меня на все, только чтобы мне было хорошо. Он защищал меня, полагая, что любовь к Люку для меня — все.
Мэттью во все глаза смотрел на дочь. Он ничего, ничего не знал, он выстраивал для дочери совершенно иную жизнь! Он готовил ее на роль жены булочника.
Сказать ей об этом? Но… у нее такие счастливые глаза. Нет, он не станет ей говорить этого.
— Значит, ты утешила его, Мэрион.
— Да, как могла.
— И что теперь?
— Ты обвенчаешь нас, папа? — спросила дочь.
В ее глазах не было и тени сомнения, что, если отец откажется совершить обряд, найдется другой, более сговорчивый священник.
— Почту за честь, моя девочка, — ответил Мэттью, потом протянул к ней руки, привлек к себе и поцеловал в обе щеки.
Мэттью закончил рассказ и посмотрел на Люка.
— Знаешь что, сын мой, я должен тебе признаться: мы, мужчины, совершенно не знаем женщин. Они смотрят на жизнь под другим углом. Я бы вывел такую формулу: стоит мужчине подумать, что он постиг, в каких случаях женщина говорит «да», и уже ждет, что сейчас услышит от нее это «да», как она открывает рот и говорит «нет».
Люк усмехнулся.
— Согласен, Мэттью.
— Ну а теперь, сын мой, я хотел бы услышать и от тебя, что ты намерен делать.
Люк свел брови на переносице.
— Тебе, Мэттью, выдалось трудное время — присутствовать при моментах истины. Мэрион тебе сказала все, а теперь выслушай меня. Кэрри Холт оказалась первой, кто увидел во мне второго человека и выманил его на свет Божий. Я и сам не ожидал, что этот тип настолько разросся во мне и рванул на передний план, заталкивая подальше своего двойника. Во мне нет пастора, Мэттью. Я теперь просто мужчина, который жаждет получить свою единственную женщину. Ты видел ее. — Он перевел дыхание. — Да, она улетела от меня, но я готов гоняться за ней по свету, чтобы настичь и поймать. Она моя, Мэттью.
— Что ж, Люк, во все времена Господь испытывал верующих в Него. Бог тем самым учит надеяться на Него, учит верить, что Он всегда рядом и обязательно протянет руку помощи. Может быть, сейчас Он и делает это.
Люк рассуждал примерно так же и решил не мешкая отправиться к Джорджу Бартону, рассказать обо всем, что произошло.
— Я завтра уеду, Мэттью, к Джорджу в Калифорнию. Сейчас он на ранчо. И спасибо, Мэттью. Я рад, что все закончилось на дружеской ноте. — Люк тепло улыбнулся. — Я очень, очень рад, что Мэрион будет счастлива. Она прекрасная девушка.
— Люк, когда ты захочешь обвенчаться с Кэрри Холт, я готов совершить это таинство. Я говорю от чистого сердца.
Мэттью встал, прошел к двери и взял шляпу. На сей раз он надел ее на голову, приложил к ней два пальца и сказал:
— Счастливого пути.
Глава десятая
Проповедь или отповедь?
— Люк? Ты все сделал, как я сказал? — прогудел в трубке мужской голос.
— Да, все, как ты хотел.
— Я рад за тебя. Теперь я спокоен.
— И я за тебя рад. А вот за себя…
— А что такое? Почему ты не рад?
