Алла Осипова - Лоскутное одеяло
Юра попросил перевезти в дом всю его коллекцию сабель и ножей. Вечерами он приезжал на кресле и устраивался перед камином, посматривал краем глаза телевизор, перебирал свои ножи, любовно всматривался в них, как будто ласкал. Пламя, играющее в камине, хищно отражалось на металле, и Юра в эти моменты напоминал настоящего охотника, решившего немного передохнуть перед погоней и преследованием. В эти моменты нельзя было его беспокоить, и я уходила в свою комнату.
У каждого из нас была своя комната. Юра устроился в хозяйской спальне, где стояли огромная кровать и большой зеркальный шкаф. Я устроилась в бывшей детской. Там на стенах водили хороводы разноцветные медвежата, а в углу располагалось царство Барби — ее домик, лошадь, Кен и прочие аксессуары красивой кукольной жизни. Раньше здесь жила дочка хозяев Маша — милая девочка, фотографиями которой была украшена вся комната.
Мой любимый дедушка был рядом, и я могла разделять с ним все волшебство этого прекрасного места. Он ночевал в кабинете хозяина.
Утром нас будило пение птиц, потом мы завтракали на открытой веранде. Завтрак состоял из самых простых деревенских продуктов. Это были яйца с темно-желтыми желтками, свежайшая сметана с творогом, молодая зелень. Иногда я пекла блины, которые так нравились Юре.
Потом я вывозила Юру в резную беседку под старой раскидистой яблоней, укутывала ноги лоскутным одеялом. Он читал или слушал радио, а потом засыпал, причмокивая во сне губами и похрапывая.
Я ездила вместе с шофером закупать продукты, изредка выбиралась в Москву.
Каждый день я делала Юре массаж, но ничего не происходило, ничего не помогало, ни капельки, но ему все равно это доставляло удовольствие.
Один раз в неделю приезжал Чикатило, они что-то обсуждали с Юрой за закрытыми дверями, куда-то звонили, подписывали какие-то бумаги. Словом, Юра понемногу работал, принимал участие в каких-то своих делах. Я не знаю, конечно, хорошие это были дела или не очень, но это не мое дело. Знаю только, что он очень многим помогал. Может быть, какие-то его дела и были не совсем чистыми, об этом я не знаю, но то, что он помогал брошенным детям, одиноким матерям, нищим, но талантливым научным сотрудникам и ветеранам, — это я знаю точно. Может быть, нехорошие и хорошие дела уравновешиваются и обнуляются. Может быть. Во всяком случае, после аварии я видела от Юры только добро по отношению к себе и дедушке.
Дедушка развлекал Юру игрой в нарды, иногда они с соседом Алексеем втроем расписывали пулечку. Мужчины располагались рядом с камином, за специальным столиком, отделанным зеленым сукном, я готовила им напитки и легкие закуски, и начинались баталии. Во время игры казалось, что Юра совершенно здоров, так оживленно звучал его голос и блестели глаза, особенно когда игра у него получалась. Проигрывать он ненавидел, после этого портилось настроение и сразу заболевали мышцы и кости.
Самыми опасными были совместный просмотр новостей и комментарии по поводу политики. Дедушка и Юра стояли на прямо противоположных политических платформах, но мой старик был так добродушен и тактичен по отношению к Юре, что никаких споров не образовывалось, однако я все равно всегда была в некотором напряжении во время просмотра новостей, стараясь занять себя каким-нибудь мелким рукоделием.
Наша соседка Татьяна очень мне в этом помогала. Вообще, нам повезло с соседями. Это была сорокалетняя бездетная пара, они жили в доме чуть поодаль. Татьяна часто приходила в гости, пересказывала мне светские новости и сплетни, демонстрировала свои работы. Татьяна увлекалась батиком, все свое свободное время посвящала этому творческому процессу и даже принимала участие в разных выставках.
Разбирая кладовку в доме, я обнаружила огромную коробку с разноцветными лоскутками и кипу прошлогодних журналов «Бурда» и «Рукоделие». Моя фантазия стала обгонять меня, я придумывала разные текстильные изделия в стиле печворк. Чудесная швейная машинка помогла мне создать много интересных изделий. Я показала свои работы Татьяне, она долго охала, ахала и пригласила принять участие в этновыставке на Кузнецком Мосту, где у нее был столик с авторскими работами по батику.
Что-то внутри меня екнуло: «Езжай, езжай! Обязательно». Мне показалось, что это звучал бабушкин голос внутри меня.
Юра возражал против моей поездки и вообще против того, чтобы я что-то шила.
— Ну на кой тебе возиться с этими тряпками? Хочешь, мои пацаны тебя в Париж свозят? Или в Милан? Купишь хороших тряпок, фирменных. Зачем тебе это барахло? Копаешься, глаза ломаешь, осанку портишь… Бросай ты это тряпье, бросай.
Но, несмотря на Юрино недовольство, я была неуклонна и тверда. Это меня саму очень удивило. Я твердо решила ехать, несмотря ни на что.
— Я поеду.
— Упрямая какая! А мне казалось, что ты послушная, — ворчал он.
Жалко было его, но я поехала.
…Выставка меня ошеломила — так много интересного! Кроме разнообразных авторских вещей, тут читали лекции. Выступали мастера йоги, специалисты по здоровому питанию, мастера рейки и еще много интересных людей:
До обеда мы стояли у стенда и встречали посетителей, я показывала свои работы, соседка — батик. Кое-что купили, для меня это было неожиданно и приятно. Покупки сделали японцы. Они купили одно из лоскутных одеял, которое я сделала совсем недавно. Самое лучшее одеяло.
…Я представила, как они повезут частичку моей души так далеко, на свои острова. Однажды вечером японцы войдут в свой дом, закроют двери, обтянутые рисовой бумагой, съедят суши, запьют все саке, а потом их маленький сыночек захочет спать. Японцы уложат его спать, уютно укутают моим лоскутным одеялом и расскажут сказку о далекой России. Я шила это лоскутное одеяло с большой любовью, и эта любовь будет наполнять все сны маленького японского мальчика волшебством…
Через несколько часов соседка отпустила меня перекусить, но я решила послушать лекцию вместо обеда. Я вошла в импровизированный зал и присела на пластмассовый стул рядом с подобием сцены. На сцену поднялся крепкий, симпатичный мужчина лет пятидесяти, от облика которого исходила спокойная уверенность и сила. Даже морщины на его мужественном лице были уверенными и как будто специально расставленными по лицу для устойчивости. Его звали Федор Александров, он занимался цигун и долго жил в Шаолине. Спокойным и уверенным голосом он начал рассказывать:
— Все традиционные системы излечения основаны на изменении, перераспределении и накоплении жизненной энергии. В Индии ее называют праной, в Японии — энергией ки, у китайцев — ци. Цигун — это система оздоровления, которая делает человека более счастливым. Человек — среднее звено между Небом и Землей. Не существует неизлечимых болезней, есть только неизлечимые люди. Если человек хочет вылечиться — он вылечится, ему можно помочь перераспределить эту жизненную энергию.
