Кимберли Рэй - Научи меня любить
Внутри нее поднималось напряжение. Сильнее, сильнее. Быстрее, быстрее. А потом это произошло. Небеса разверзлись, земля дрогнула. Пейдж Кэссиди наконец познала истинное наслаждение.
— Ну же, детка, — простонал Джек. — Вот так.
Ее тело сжалось, заряжая его своим трепетом. Он прижался к ней что было сил, и они вместе взлетели на вершину удовольствия.
Их сердца бились в унисон. Дыхание вторило друг другу.
Тебе понравилось?
Этот вопрос вертелся на языке Пейдж, готовый слететь в любую минуту. Ей хотелось знать, о чем он думал, лежа рядом с ней, но не хватало решимости спросить. Она боялась услышать ответ, поэтому промолчала, обвила руки вокруг него и закрыла глаза. И впервые с тех пор, как встретила Джека Мишена, девушка уснула спокойно и крепко.
Джек смотрел на спящую Пейдж и пытался разобраться с чувствами, теснившими грудь.
Он не собирался предаваться с ней любви в ту ночь. В его планы входили лишь прикосновения и поцелуи. Сцена на стадионе должна была завершить вечер. Но все произошло не так, как он рассчитывал, а совсем по-другому. Потому что Пейдж была другой.
Нет, она не симпатичная дурочка, каких много. Она очаровательна, непосредственна, мила, умна, краснеет, смущаясь от его двусмысленных шуточек. Женщины, с которыми обычно общался Джек, — те, с кем можно было проводить время, не опасаясь за свою свободу, которые не искали серьезных отношений, как и он, — даже не умели краснеть. Пейдж к тому же оказалась на редкость внимательной и способной на сочувствие. Он не мог забыть ее взгляда, когда она смотрела вслед Дженни Турновир. В ее глазах читалось желание помочь, защитить.
Да, Пейдж хороший человек. Но дело не только в этом. Ей удалось затронуть какие-то глубинные, потаенные струнки его души.
Ни одна женщина не смогла заставить его почувствовать… Господи, просто почувствовать. Вот что самое главное. Она привлекала его не только в физическом смысле. Пейдж умудрилась взволновать в нем чувства, хотя он был уверен, что они уснули навсегда.
И еще она изменила его представления о сексе. У него бывал секс медленный и томный. Быстрый и страстный. Но никогда не случался такой, как с ней: потрясающий, необычный, безумный.
Никогда прежде Джеку не хотелось раствориться в женщине и стать ее единственным мужчиной, чтобы больше никто не касался ее. Никогда.
Он не относился к людям как к собственности. Даже к первой жене. Она была его первой любовью. Он сходил с ума от чувства к ней. Но прежде Джек не испытывал такого всепоглощающего стремления, как теперь, когда он смотрел на Пейдж. Ему хотелось обнять ее, прижать к себе, защитить от мира, соединиться с ней, ощутить ее горячее тело и, затаив дыхание, взлетать к небесам, забываясь от наслаждения. Сумасшествие какое-то! Но он не мог ничего поделать со своими чувствами, не мог не замечать их. Оставалось лишь выбраться из постели и немедленно уйти.
Да. Так и следует поступить. Потому что иначе он не был бы Джеком Мишеном. Все всегда шло по одному сценарию: Джек приезжал в какой-нибудь городок и жил там, пока не становилось скучно, пока не завязывались отношения с людьми. Вечный странник, он нигде не задерживался надолго.
И неважно, что на этот раз ему очень хотелось остаться.
— Ух ты! Ты сегодня выглядишь отлично, на пять баллов. Прямо в жар бросает, — заметила проницательная Долорес, когда Пейдж вошла в офис газеты «Вестник Инспирейшна» следующим утром после самой невероятной ночи в своей жизни.
Урок. Это всего лишь урок. Восхитительный, надо признать.
Разумеется, если случившееся было всего лишь обучением, передачей мастерства, так сказать, и ничем более, то это просто замечательно. Всем известно: когда учеба в радость, то усвоение материала проходит лучше.
— А мне не жарко. — Ни разгоряченной, ни уставшей, ни изнемогающей от желания девушка себя не чувствовала.
Нет, она ощущала лишь любопытство и страх. Они с Джеком предавались любви еще несколько раз. Но ни слова не было сказано о том, что между ними произошло. Пейдж намеревалась расспросить его утром о своих успехах, пообещав себе накануне, что непременно узнает его мысли. Но когда она проснулась, его не оказалось рядом.
— Да и у нас здесь сегодня прохладно. — Пейдж бросила взгляд на новый термостат на стене.
— Будем надеяться, что этот останется целым. — Долорес выразительно посмотрела на Уолли и повернулась к Пейдж. — А вообще-то я имела в виду, что бросает в жар не от температуры, а от твоего вида. — В ее глазах мелькнули лукавые огоньки. — Боже мой, а что это ты так разоделась? Новый наряд?
— Да что ты. Старье. — Пейдж провела рукой по сарафану в цветочек, несколько более короткому и узкому, чем ее обычные мешковатые платья. Сегодня ей захотелось одеться именно так. Легкая дышащая ткань приятно ласкала кожу, цвет радовал глаз.
Таково было ее настроение сегодня. Радостное. Приподнятое. Она была готова свернуть горы, взяться за любую, даже самую сложную работу.
— У тебя сегодня интервью с Би Кромвелл.
Или все-таки с самой сложной она поторопилась? Пейдж почувствовала неприятный спазм в желудке и посмотрела на Уолли.
— С кем у меня интервью?
— С Би Кромвелл. Ну ты знаешь ее. Высокая старушка с подсиненными волосами и чудовищным характером.
— А я-то подумала, что ослышалась.
Би Кромвелл! Дама восьмидесяти пяти лет, самая неприятная, злобная в округе, регулярно игравшая в клубе в «бинго». Сплетница, готовая ругать всех и вся. Она жевала табак и сплевывала на землю. Спаси Господи того несчастного, что ненароком окажется у нее на пути. Ее и терпели в городе только из-за того, что — так уж случилось — она была очень богата.
— Не шути так. Это жестоко.
Уолли чихнул, да так громко, что чашка на его столе звякнула. Он поежился и натянул свитер.
— Я простудился. Мне холодно.
— Но сегодня у нас тепло.
— Это меня и подкосило. То жара немыслимая. То холод, как в Антарктиде. Какой организм такое вынесет? У меня высокая температура.
— Сам виноват, — напомнила неумолимая Долорес. — Я тебе говорила: не трогай термостат.
— Да, а я, дурак, не послушал вас. Довольны?
— Не совсем. Хочу, чтобы ты сказал: «Долорес, вы были правы».
— Долорес, вы были правы.
— Долорес, вы просили меня не трогать термостат, но я, упрямец, сделал по-своему.
— Долорес, вы просили меня не трогать термостат, но я, упрямец, сделал по-своему.
— Обещаю больше никогда не быть упрямым.
— Обещаю больше никогда не быть упрямым.
— Долорес, простите меня, пожалуйста.
— Долорес, простите меня, пожалуйста.
