Эмма Радфорд - Курортный роман
Ну да, конечно, ведь отель почти пустовал. Она просто подвернулась ему под руку, потому что не нашлось других, помоложе и незанятых, и он стал обхаживать ее, как тигр, осторожно подбирающийся к своей жертве, и очень быстро добился своего. А Николь, измученная притязаниями Дэвида, не смогла оказать должного сопротивления. Что тут говорить, конечно, она сама бросилась ему в объятия и в постель. Наверняка он подумал, что и первое и второе свалилось на него как рождественский подарок, с горьким отчаянием решила Николь. Наверняка Мартин рассчитывал потратить много больше энергии, времени и денег, чтобы обольстить, завоевать ее расположение. А получилось, что она сама стала бегать за ним!
– Ты забыла! – угрожающе тихим голосом повторил Мартин, так что у Николь волосы встали дыбом от страха, а по спине пробежали мурашки.
Она вдруг вспомнила, как он отреагировал на ее заявление, что ей с ним стало скучно. Тогда она просто ужалила его мужское самолюбие, ну а сейчас, судя по всему, нанесла сильный удар.
– Ты забыла! – шипел он. От его голоса у нее от страха кольнуло в животе. Схватив, он с силой сжал ей руку. – А знаешь ли ты… хоть на минуту представь, что я чувствовал, когда вернулся в отель и узнал о твоем бегстве.
Вероятно, то же, что и сейчас. Видимо, гордость Мартина горела в адском огне ярости и обиды, когда он обнаружил неожиданно опустевшее гнездышко – предмета его сексуальной победы и приятного времяпрепровождения.
– Тебя просто бесит, что не ты, а я ушла первой! – выпалила Николь, моля бога, чтобы ни голос, ни глаза не выдали ее ничтожной, жалкой трусости. – Уверена, у тебя уже все было рассчитано и спланировано заранее, так ведь? Пройдут мои две недели отпуска, и ты, забыв обо мне, не моргнув глазом…
– Что спланировано?! Что за…
– Ну-ну, давай, Мартин! Хватит притворяться и строить из себя несчастного влюбленного!
Если кому и пришлось пройти через это, так только ей. Сейчас Николь было невыносимо больно, оттого что у него еще хватает наглости возмущаться. Уж лучше бы он сразу сознался и повинился. Да, судьба действительно благосклонна к ней, и все повернулось так удачно. В конце концов, это помогло сохранить пусть совсем малую толику ее самолюбия и уважения к себе.
– Я оставила тебе записку.
– Ах, да! – Это восклицание больше смахивало на негромкий звериный рык, чем на человеческий голос. – «Ухожу. Пока!» Прекрасно, – процитировал он.
Николь держалась из последних сил – ее нервы были на пределе.
– А ты хотел сам попрощаться со мной?!
Желваки на скулах Мартина снова заходили, зубы заскрипели, а глаза сузились в две золотистые щелочки.
– Да, как же забыть о твоей обходи… – Она застыла, оборвав себя на полуслове, увидев, как он бросил на нее взгляд, полный неистовства, и, ругая себя на чем свет, что по забывчивости опять чуть не произнесла это слово.
– Возможно, в прошлом году ты и забыла обо мне, – прорычал он. – Но вряд ли такое случится еще раз.
Он вдруг с такой силой сжал ее руку, что она взвизгнула.
– Мартин… пожалуйста…
– Мартин… пожалуйста, – с дикой насмешкой передразнил он, в точности передав дрожь в ее голосе. – Пожалуйста, что, радость моя? Что ты хочешь от меня, Калипсо?
– Пожалуйста… – Николь запнулась в отчаянии. – Ты… ты делаешь мне больно… – чуть не плача, проговорила она, страдая больше от душевной муки, чем от боли в кисти. Конечно, это глупо, но где-то глубоко-глубоко в ней еще теплилась надежда – она ошибается сейчас так же, как ошибалась и тогда, год назад. По-настоящему Николь никогда не захлопывала перед ним дверь, до последнего момента оставляя узенькую щель в наивной надежде, что он убедит, докажет ей, что все происшедшее было не прихотью, не животной похотью. Но сейчас, глядя на него, увидела только беспощадность, холодное равнодушие и поняла, что ублажала лишь грязные животные инстинкты хищника, имя которому Мартин Спенсер, и в страхе поежилась в предчувствии беды…
– Тебе не холодно? – спросил он с такой участливостью и заботой, что она на мгновение даже усомнилась в своей оценке и ошалело уставилась на него. – Надо что-то сделать… зачем тебе мерзнуть… иди сюда…
Не успела Николь и глазом моргнуть, как он рванул ее на себя и, обняв, прижал к груди и стал ласкать ей руки, плечи. Его теплые ладони блуждали, скользя в разных направлениях, пробуждая в ней каждый нерв, каждую клеточку, пока из нее непроизвольно не вырвался чуть слышный, предательский стон.
– Ну что, теперь лучше, – прошептал Мартин, дыханием щекоча ей щеку, – теплее?
Если честно, Николь стало даже слишком тепло – ее сердце бешено забилось и разогнало горячую кровь, и теперь она уже словно горела в огне. Обмякнув, она прильнула к нему, а он взял ее за подбородок и заглянул в глаза.
– О, Калипсо…
Его хриплый шепот снова стал магическим, обволакивающим мысли, завораживающим ее разум и побуждающим, словно под гипнозом, думать только о нем и ни о чем другом.
– Что бы ты ни говорила, уверен, тебе никогда не забыть этого…
Его губы лишь коснулись ее, но и от такого легкого, почти невинного поцелуя у нее замерло сердце, и она, скорее, почувствовала, чем услышала, едкий смешок Мартина, но, уже не в силах остановиться, капризно хмыкнула, как бы протестуя против краткости их поцелуя.
– Или это…
Он порывисто обнял Николь так, что у нее дух захватило, и снова принялся ласкать, оставляя дорожки огня на спине, ягодицах, бедрах, прижимая ее все сильнее. Но ей уже было недостаточно такой близости…
– И это…
Теперь его поцелуй походил больше на яростную, стремительную атаку, но ей и этого уже не хватало. Все в ней кричало, вопило о физической близости, и она, затерявшись пальцами в золотистом шелке его волос, притянула голову Мартина, раскрыв губы ему навстречу… Они слились в жарком, чувственном поцелуе, и их языки радостно запорхали, приветствуя друг друга.
В захлестнувшей ее буре собственных страстей, сгорая от желания, она даже не заметила, когда Мартин расстегнул оставшиеся пуговицы, а лишь почувствовала, как платье соскользнуло с плеч и с шелестом упало на пол.
– И уверен, ты помнишь это…
По ней разлилось божественное тепло от обжигающего прикосновения его горячих рук и страстного, требовательного поцелуя, вобравшего в себя всю ее душу, и, ощутив его пылкое дыхание на груди, она затаила свое собственное в мучительной истоме.
– Мартин!.. – воскликнула Николь срывающимся голосом в порыве огромного внутреннего возбуждения и страстного желания, возрастающего по спирали и умоляющего дать выход чувствам.
И Мартин все понял. Он поднял ее на руки, осторожно положил на кровать и быстро снял, нет, скорее, сорвал с себя одежду. Оказавшись рядом с ней, он, осыпая ее поцелуями и применяя все колдовские чары своих ласк, вовлек Николь в состояние безумного, умопомрачительного транса, где нет места никому, кроме него, его рук, губ и тех восхитительных, потрясающих ощущений, посланных небесами.
