Елена Арсеньева - Дамы плаща и кинжала (новеллы)
«Зашли в дом. В углу на кровати, свернувшись в клубочек, лежала девушка. Услышав шум, она быстро вскочила, а потом, пятясь, стала медленно опускаться на постель. Ее напугала наша сборформа, к тому же на моем ординарце был зеленый немецкий китель. Мы долго беседовали с ней, вернее, допрашивали ее. Дело в том, что как раз перед этим к нам в расположение пробрались две молоденькие диверсантки. В косе одной из них были обнаружены ампулы с ядом… Поэтому ухо приходилось держать востро. Но Лида говорила о себе так искренне, так убедительно, что ледок недоверия постепенно стал таять. Нас, мужчин, больше всего покорила ее храбрость, неуемная энергия, заключенная в этом маленьком человеке, рискнувшем в пургу, в мороз преодолеть многие километры, преодолеть по настойчивому велению своей собственной совести. Ведь других командиров у нее не было…»
Три дня провела Ласточка в партизанском лагере. Подготовленный ею пакет Михаил Чернов с нарочным отправил в штаб Брестского соединения, находившийся в Споровских болотах. Лиде надо было возвращаться в Брест: ведь она отпросилась у Мозера только на двое суток.
Вернулась в город радостная, сияющая — надежда воскресла! Мозер косо глянул, когда Лида вбежала в его кабинет с метелочкой для пыли.
— Фрейлейн, как я вижу, вполне счастлива? — спросил он со странной интонацией. — Что, встреча с женихом прошла удачно?
— С каким женихом? — брякнула Лида, мысли которой были далеко. И чуть не выронила метелочку, только сейчас вспомнив, под каким предлогом отпрашивалась у Мозера: дескать, заболел жених в Новосадах, надо проведать.
— Надо думать, с вашим, — сухо промолвил Мозер. — У меня жениха нет, как вы можете догадаться.
«Дура же я, — сердито подумала Лида. — Надо же было такую глупость выдумать, как этот жених. А вдруг он захочет проверить? В Новосадах парней — раз, два, и обчелся…»
— Я его не видела, — отмахнулась она метелочкой. — Я приехала, а он…
— Умер? — саркастически вскинул брови Мозер, и Лида насторожилась. Ясно было, что шеф не верит ни одному ее слову…
— Нет, он не умер, — осторожно проговорила она, исподтишка разглядывая своего всегда добродушного и покладистого шефа и пытаясь понять, что означает странное выражение его смуглого лица. — Но… он обманул меня, когда писал, что заболел. На самом деле он женился на другой. На моей подруге.
Мозер вытаращил глаза, а потом вдруг улыбнулся, но уже не издевательски, а открыто, радостно:
— Правда? — Он едва сдерживал смех. — И вы об этом так легко говорите? Вы не ревнуете? Вам не жаль с ним расстаться?
— Ну, немножко жаль, — сказала Лида, мучительно гадая, что это его так разбирает, Мозера-то. — Но я увидела, что мы чужие друг другу, что любви между нами нет, а ведь главное — если это любовь… все остальное неважно.
— Вы в самом деле так думаете? — быстро спросил Мозер, и улыбка сошла с его лица. — Любовь может примирить даже… врагов? Вы в это верите?
Лида пожала плечами, окончательно перестав хоть что-то понимать.
— Ну, говорите! — потребовал Мозер, глядя на нее все с тем же непостижимым выражением. — Говорите скорей, mein kleiner Vogel, meine kleine Blume![23]
Метелочка все-таки вырвалась из рук Лиды и упала на пол. Мгновение она смотрела в ставшие неожиданно яркими глаза своего шефа, потом резко повернулась — и бросилась вон из кабинета. Больше всего на свете ей хотелось убежать домой, но… если Мозер рассердится за то, что столовая и его квартира остались немыты, он, конечно, выгонит ее с работы, а этого Лида никак не могла себе позволить.
«Возьми себя в руки, — сурово сказала она. — Тебе почудилось. Мало ли мужиков к тебе приставало в жизни — ты всех умела на место ставить. Мозер… он просто такой же, как все. Пусть не думает, что я залезу к нему в постель за паек, за увеличение жалованья. Фашист проклятый! Хороших немцев не бывает!»
Последние слова пришлось повторить трижды, прежде чем изгладились из памяти его счастливая улыбка и сияющие глаза. Враг — он и есть враг. Что это еще за глупости про какую-то любовь! «Любить можно только своего, — сердито провозгласила Лида. — Вон Михаил Чернов — почему его не любить, коли так уж охота? Тоже высокий, красивый. И у него тоже голубые глаза. А может, и черные, я что-то не разглядела».
И она изо всех сил стала вспоминать глаза Михаила, но так и не вспомнила, какого они цвета…
Закончив мыть полы в столовой, Лида почти убедила себя, что все это, насчет шефа, ей померещилось. Правда, наутро страшновато было идти на работу, но сегодня герр Мозер был такой, как обычно: холодновато-насмешливый, сдержанный и страшно занятой.
Лида с облегчением перевела дух. А спустя несколько дней ей стало уже не до шефа: наконец-то прислали питание для рации! И Лидины позывные вновь зазвучали в эфире:
«Приступаю к работе. Жду указаний. Ласточка».
В это время операция «Багратион» развернулась вовсю, советское военное командование нуждалось в точных и широких разведданных о силах противника, их перемещении, расположении частей и техники. Из Бреста в Центр ежедневно отправлялись радиограммы:
«…В направлении Минска проследовали два эшелона пехоты и двадцать платформ с танками типа «Тигр».
…Через Брест на Бобруйск по шоссе прошла колонна из 18 автомашин, бронетранспортеров.
…По маршруту Брест — Ковель отправился эшелон саперов с понтонными лодками.
…Проследовал эшелон цистерн с горючим, станция назначения Осиповичи…»
Она получала и задания: уточнить данные, маршруты… А однажды приняла радиограмму о том, что за заслуги перед Родиной награждена орденом Отечественной войны второй степени. Ее группа также была отмечена наградами.
Наутро Ласточка летала по столовой как на крыльях. Улыбка не сходила с ее лица. Ей хотелось хохотать во весь голос. «Вы не знаете! Вы ничего не знаете!» — злорадно думала она, глядя на осточертевшие физиономии офицеров, которые собирались к обеду и ужину.
— У вас хорошее настроение, фрейлейн? — с улыбкой спросил герр Мозер, впервые за последние дни нарушив молчание.
— Да! Отличное! — не смогла сдержать она ответной улыбки, но тут же заставила себя думать про Михаила Чернова.
— Интересно, с чем это связано? — задумчиво спросил шеф, и его яркие глаза сощурились. — С успехами на фронте советских войск или с успехами на вашем личном фронте?
Лида остолбенела. Что он пристает, этот фашист? Интендантская служба, а ведет себя, будто гестаповец. Выпытывает, высматривает… Опасный человек!
— На личном, — выпалила она. — Конечно, на личном.
