Барбара Картленд - Проданная невеста
Мысль об этой другой, не похожей на нее женщине причинила ей почти физическую боль в сердце.
Эйлида не спрашивала себя, почему у нее болит сердце, оно просто болело, и все. Болело и делало ее еще несчастней.
Потом она вдруг начала вспоминать вычитанные в одной из отцовских книг рассказы о пытках, которые китайцы в прошлом применяли к заключенным.
Например, ужасная «Смерть от тысячи ран», когда человека, совершенно обнаженного, подвешивали в рыболовной сети, и острыми ножами вырезали куски мяса из его тела.
Такими же ножами, какой прикладывал ей к горлу китаец с косой.
Вспомнила Эйлида и о том, что если с выкупом медлят, китайцы посылают каждый день то ухо, то палец жертвы ее мужу, отцу или опекуну до тех пор, пока не получат деньги полностью.
Все это было так страшно, что Эйлида вскочила и попыталась открыть дверь, хоть и знала, что усилия ее бесполезны.
Дверь была крепко заперта; Эйлида присмотрелась к окну — нельзя ли до него добраться, а потом вылезти из комнаты.
Она подняла руки, но окно находилось слишком высоко и к тому же было очень маленьким, не протиснешься.
«Что же делать? Что делать?» — снова и снова повторяла Эйлида.
В двери повернули ключ.
На мгновение она оцепенела от ужаса, решив, что китайцы пришли ее пытать.
Потом дверь распахнулась, и на пороге появился Доран.
Эйлида не поверила своим глазам.
Однако он вошел в комнату и, казалось, заполнил ее собой — и Эйлида поняла, что это правда. Он здесь, ее молитвы услышаны!
Она громко вскрикнула и бросилась к нему.
— Ты пришел… Ты пришел… пришел! — кричала она.
Он обнял Эйлиду, рывком притянул к себе и прижался губами к ее губам.
Ни о чем не думая, она прильнула к нему всем телом. Доран с ней, она в безопасности, он услышал ее призыв.
Прошло несколько секунд — или целое столетие! — прежде чем Доран поднял голову.
— С тобой все в порядке, дорогая моя? — спросил он. — Они не причинили тебе вреда?
— Ты здесь… Л молилась, чтобы ты спас меня… Мне было так страшно!
— Тебе больше не будет страшно, — сказал он. — Идем, я отвезу тебя домой.
Эйлида с трудом понимала, что он говорит, но глаза, устремленные на него, сияли как звезды, а губы трепетали от его поцелуя.
Доран глянул поверх ее головы и увидел на кровати сложенное одеяло. Взял его и накинул Эйлиде на плечи. Потом провел ее по коридору в комнату, где ждали китайцы. Почувствовал, как она крепко прижалась к нему, и понял, что она боится.
Доран остановился перед Лэуном и сказал:
— Моей жене не причинили боли. Теперь я верну тебе то, за чем ты приехал в такую даль.
Пока он говорил, Чанг спрятал пистолет в карман и развернул сверток.
В руках у него оказался красивый деревянный ларец с инкрустацией.
Чанг вручил ларец Дорану, тот открыл его, и Эйлида, к своему удивлению, увидела золотую статуэтку Будды, по-видимому, очень старинную.
Доран смотрел на статуэтку; Эйлида поняла, что он хочет, чтобы она получше разглядела изображение. Она увидела, что сделанный из золота Будда восседает на подставке, которая вначале показалась ей большим куском нефрита.
Но вот подставка сверкнула, и Эйлида поняла, что это огромный изумруд.
Доран торжественно передал Будду Лэуну.
Лицо китайца оставалось по-восточному неподвижным и лишенным выражения, но руки, потянувшиеся к ларцу, выдавали его волнение.
Другие три китайца вначале упали на колени, а потом простерлись ниц и коснулись лбами пола.
— Как видишь, — заговорил Доран, — твое сокровище было у меня в полной сохранности. Советую тебе впредь следовать учению Будды, тогда ты не потеряешь его изображение вновь.
Лэун, казалось, не слышал слов Уинтона. Он смотрел и смотрел на статуэтку, как бы желая окончательно убедиться, что она в самом деле перед ним.
Потом Лэун закрыл глаза и произнес:
— Идите с миром, мистер Уинтон! Война между нами окончена.
— Как ты говоришь, — ответил ему Доран, — больше нет места вражде.
Он повернулся к Эйлиде, накинул край одеяла ей на голову и поднял жену на руки.
— Я требую, чтобы твой слуги, — повелительно обратился он к Лэуну, — проводили нас до того места, где стоит наша карета.
— Мои люди к вашим услугам, — ответил Лэун.
Доран наклонил голову, а китаец поклонился самым почтительным образом.
Первым вышел китаец с косой, за ним Доран с Эйлидой на руках, замыкали шествие оба телохранителя и Чанг.
Эйлида ощущала силу рук Дорана. Ее пугала толпа на улице, пугали пьяные матросы, которых она видела по пути в курильню, и она спрятала лицо на плече у Дорана.
Когда они вышли на улицу, шум сделался оглушительным. Но Эйлида не видела буйной драки между двумя матросами — чернокожим и белым. Вокруг этой парочки теснились зрители, и каждый подбадривал своего фаворита.
Китаец с косой прокладывал дорогу в толпе, телохранители и Чанг оберегали Дорана с его ношей сзади, защищая от приставаний уличных красоток, прельщенных мундиром Уинтона, и от возможных нападений пьяных матросов, которые, еле держась на ногах, пытались начать разговор заплетающимся языком.
Карманных воров, рассчитывающих на поживу при виде человека более высокого, с их точки зрения, общественного статуса, просто отшвыривали в сторону.
Доран шел быстро и почувствовал облегчение, увидев карету на том же месте, где ее оставил. Бережно усадив Эйлиду в экипаж, он дал китайцам три золотых соверена; Чанг вскочил на козлы, и карета двинулась с места.
Доран сел радом с Эйлидой, обнял ее, сдвинул одеяло у нее с головы.
— Это никогда не повторится! — поклялся он.
Теперь, когда она была вместе с ним, Эйлида почувствовала, что не в силах удержать слезы, и заплакала.
— Все хорошо, моя любимая, — успокаивал ее Доран, — ты в безопасности, ты должна была знать, что я разыщу тебя.
— Мне было так страшно! — всхлипывала Эйлида. — Я боялась, что ты не знаешь, где я.
— Этого просто не могло быть, — заверил он ее. — Когда мы приедем домой, я все тебе расскажу, но сейчас я хочу только смотреть на тебя.
Одним пальцем он приподнял ей подбородок и ласково повернул к себе ее лицо.
Слезы ручьями текли у нее по щекам, но ни одна женщина в мире не могла быть красивей, ни одна так не нуждалась в его защите.
Он начал целовать ее, целовать жадно, властно и жарко — после того, что так боялся ее потерять.
Его поцелуй словно возносили Эйлиду к небесам; она поняла, что, сама того не зная, именно, этого ждала и хотела.
Он целовал ее, пока она не перестала плакать, и теперь ее губы отвечали ему, она отдавала ему себя, а он так этого хотел!
