Рене Маори - Любовь и ревность. Хроники
– Да! Полторы недели не замечал, а именно в тот день заметил! И вёл себя как-то странно: просто глаз от меня не отводил. А уж, сколько я из-за этой своей одежды натерпелась! Даже шеф один раз мне юбку задрал и за задницу ущипнул! А Сорокин тот вообще, когда я в архиве была, следом за мной туда зашёл, дверь на ключ запер и на меня накинулся! Лапал, целовал, юбку с меня стащить пытался… Я ему по морде дала и кое-как вырвалась. Но Юра про это ничего знать не мог: конечно же, ему не рассказывала! И тогда решила: всё, хватит, только костюм! Но обидно стало, что Юра ничего мне не говорит, вот и продолжала… Когда же, думаю, наконец, заметит? Вот и заметил!
Она снова сотрясается в рыданиях.
– Ленка, ну, ты и дура! – осуждающе мотает головой Наташа. – Сама-то подумай, раз ты ему не изменяла, то с какой стати он под машину бросился? Из-за юбки твоей дурацкой? Думай, чего говоришь! Нет, подруга, несчастный случай это!
– Ты думаешь? – с надеждой поворачивает к ней Лена заплаканное лицо.
– Да! Уверена! И перестань себя изводить страшными сказками!
– А почему всё это случилось рядом с моей работой? Как он здесь оказался?
– Да мало ли! Ну, пошёл к тебе зачем-то, что-то сказать хотел, да вот…
Она вздыхает. Несколько минут они сидят молча, только Лена продолжает всхлипывать. Затем Наташа решительно выливает в бокалы остатки вина, и они, молча же, выпивают.
Потом открывают вторую бутылку.
Юргин Слатвинский: Крест, камень и цветок
«Помни, ласточка моя, наступит день, когда ты покинешь наш дом. Об одном лишь молю Творца – пусть это будет праздник для всех нас!» – голос отца вновь болью отозвался в сердце Бэлы и слёзы ручьём хлынули из больших карих глаз. Покрывало, которым она была накрыта, похожее на арабистанскую паранджу, насквозь пропиталось её горькими слезами. Боль пронзала её тело: «Сколько дней в седле? Пять? Семь?». Сознание постоянно покидало её. Лишь кожаные ремни на стременах спасали от падения с лошади. Всё чего желала она – быстрой смерти, конца этих невыносимых мучений. В глазах стояли горящие крыши домов, изрубленные людские тела и смерть отца. Лишь молитвой спасалась она от безумия.
Остались позади три месяца скитаний по горам Гурджистана. Дах, молодой абадзех двадцати семи зим отроду, из знатного рода Асерет возвращался домой, довольный своей удачей и богатой барантою. Всё благодаря лихому набегу купом в тридцать сабель на имение хавсурского князя. Особенно грела его тщеславное сердце пленённая дочь князя красавица Бэла. Он, наконец-то, утолил своё давнейшее желание найти женщину, которая была бы достойна стать его женой.
Ещё полдня, и за мохнатыми отрогами Чёрных гор покажутся родные белые сакли. Джигит замечтался о своём триумфальном возвращении. Отец будет гордиться им! Асерет Дах смелый и сильный, словно Нарт! Он привёз себе в жёны красавицу Бэлу! Нет её краше на всём белом свете!
Радостные фантазии Даха прервало глухое бормотание со всхлипами за спиной. Он постоянно слышал их. Поначалу думал о колдовских заклинаниях, но позже понял: похищенная им княжна Бэла просто молится своему богу на кресте. Это единственное что у неё осталось – вера!
Он оглянулся: дрожащая фигурка гурджийской красавицы со сцепленными в молитве руками вызвала у молодого горца желание обнять и согреть. Поравнявшись с ней, он одним взмахом скинул с себя бурку и накинул на плечи девушки.
Она сразу не поняла, что произошло, так глубока была её молитва: сжалившись, ангел спустился с небес и накрыл своими крылами? Нет. Это был её похититель! Она почувствовала его дыхание и взгляд. Сердце наполнилось смесью страха и ненависти, и сознание вновь провалилось во тьму.
– Ну, что, удачливый, прощай! – стукнул по плечу Даха широко улыбающийся бородатый джигит. – В этом месте наши пути расходятся!
– Прощай, Есхот! Славно сходили купом за барантою!
– Да, славы мы с тобой отопьём полную чашу! Сколько ясырей, злата, коней привели! А тебе с такой невестой петь славу все джеуаги станут!
Дах засмеялся. Они обменялись рукопожатиями.
– Одна просьба, Есхот, среди твоих ясырей есть девчонка, сестра моей Бэлы – не спеши продавать её – придержи у себя.
– Тогда у меня тоже просьба! – сощурил глаз Есхот. – На свадьбе своей будешь наливать мне бузы полный рог!
– Даю слово!
– Всё! Договорились! Отцу, матери моё почтение!
«Верь тому, кто носит Христа в себе!» – голос отца выдернул Бэлу из забвения, она очнулась. Всё тот же дремучий лес окружал их. Узкая горная тропка сменилась широкой дорогой чернеющей среди густых развалов папоротника. Вскоре они нагнали крытую арбу, в которую сам Дах перенёс её и уложил в волчьи шкуры. Бэла стонала от телесной боли – двенадцать дней в седле тяжело даже для мужчины – всё гудело и кружилось. Сознание вновь оставило её.
Глава 2. Тот, кто носит Христа в себеВ кунацкой, за маленьким треногим столиком Дах похвалялся своим пятым набегом перед отцом, главой семьи Асерет седовласым Чаком и младшим братом Аюбом. Рассказал всю историю пленения Бэлы. Признался, что желает взять её в жены.
– Жаль только не понимает она нашего языка, – заключил Дах, – не объяснить наших традиций и правил, да и слов любви не поймёт.
– Твой брат Аюб знает слова греков, – предложил Асерет Чак, – пусть попробует заговорить с ней.
– Твоя правда, отец! Аюб, брат, попробуешь?
– Слова говорить, не глину месить! Попробуем!
Три дня Бэла провела в бреду. Телесные и душевные терзания превратили редкой красоты девушку в измученное бледное существо.
Иногда приходя в сознание, она видела, что находится в богатом доме, вокруг неё суетились красивые ухоженные женщины. Одна из них постоянно держала её за руку, гладила по волосам, обтирала лицо мокрой тряпицей и что-то шептала на непонятном языке. В беспамятстве же виделось ей детство, разговоры с матерью и сёстрами, но чаще страшная смерть отца, зарубленного на её глазах.
На пятый день Бэла полностью пришла в себя. Вернулся румянец на щёки, чёрные волосы, заплетённые в две длинные косы, вновь заблестели.
Молодая женщина, которая не отходила от неё все эти дни, представившаяся Тлетенай, дала новую одежду и помогла облачиться. Жестом она пригласила покинуть комнату. Бэла с интересом рассматривала обстановку дома, осторожно ступая по глиняному полу.
Тлетенай подошла к дубовой двери и отворила её. Дневной свет больно ударил Бэле в глаза. Она осторожно сделала шаг за порог, полной грудью вдыхая свежий воздух.