Дениза Алистер - Было ли счастье?
Его рука легла ей на грудь, он расстегнул пуговицы на пижаме, и его грудь коснулась ее обнаженной груди. Он даже вздрогнул, когда Марни застонала от ощущения его плоти, касающейся ее тела. Гай снова начал ее целовать. Его губы были соблазнительными и теплыми, руки скользили все ниже и ниже, лаская ее обнаженное тело, а бедра терлись о нежные ноги Марни.
Тело Гая стало влажным. Марни пробежалась кончиками пальцев по широким плечам, потом прошлась по всей длине его спины и добралась до талии. Там ее руки разошлись в разные стороны. Гай вздрогнул и начал двигаться сильнее, возбужденный судорожными и в то же время такими нежными ласками Марни.
Если до этого какая-то червоточинка неуверенности точила Гая изнутри, чуть мешая ему, то теперь, когда она присоединилась к нему в любовной игре, преграда ушла, и он ощутил всю полноту ничем не сдерживаемой страсти. Он мог теперь делать с ней все, что угодно. Его рука проникла под брюки ее пижамы и легла ей на живот. Но брюки мешали, и он сорвал их.
Марни почувствовала редкое для нее и потому особенно счастливое состояние гармонии желаний и действий. То, что она делала сейчас, было хорошо уже потому, что давало ей ни с чем несравнимое наслаждение. И еще потому, что несло мир и счастье с человеком, которого она любила. Она выгнулась ему навстречу, отдалась опытной руке и застонала низким голосом, укусив его за нижнюю губу. Он вздрогнул и откинулся назад, глядя воспаленным взглядом на ее покрасневшее лицо. То, что происходило внутри Марни, видимо, выдавал страстный блеск ее потемневших зрачков. Что-то в них пугало и притягивало.
— Я ненавижу то, что ты делаешь со мной, — пылко вскрикнула она.
— Нет, это не так, — ответил ей Гай, дрожащей рукой проводя по ее переливающимся волосам. — Дорогая моя, ты хочешь этого! — шепнул он и закрыл ей рот поцелуем, прежде чем Марни успела обдумать его слова.
Это был настолько пылкий и голодный поцелуй, что он добился своей цели — воспрянувший было разум вновь смирился с полновластием чувства, и Марни позабыла обо всем, кроме желания еще и еще раз коснуться его, еще и еще раз получить от этого удовольствие.
Его рот скользил по ее телу, он ласкал ее везде, нежно прихватывал зубами ее плоть. И эти прикосновения и поцелуи довели ее до экстаза. Она тяжело дышала; какие-то чужие, звериные стоны вырывались из открытого рта, когда он брал в рот одну из ее восставших грудей.
— Ты меня жаждешь, — хрипло сказал Гай.
Он знал ее тело лучше, чем она сама.
— Да, — ответила ему Марни.
Ей не было больно признаться ему в этом.
— Насколько сильно?
Он провел кончиком языка по возбужденному соску.
Марни вскрикнула от острого наслаждения. Но она ничего не ответила Гаю. Она крепко сжала зубы, чтобы не выпустить слова, которые так желал услышать Гай.
Жаркое дыхание любимого обжигало ее. Его тело, влажное от пота, медленно двигалось, вызывая конвульсии страсти у ее тела. Он возбуждал ее сексуальность, как это мог делать только очень опытный мужчина, уверенный в своих возможностях, чувствующий себя властелином. Он просто источал эротический соблазн.
Она почти не могла дышать, потому что это его нарочито медленное движение не прекращалось, и все внутри нее было пропитано желанием, и она плыла, плыла куда-то… Ее руки и ноги напряглись, и сознание отключилось в тумане сексуального экстаза.
— Как сильно ты хочешь меня? — снова повторил он.
«Хочу телом, сердцем и душой!» Он требовал, чтобы она повторила свою маленькую присказку, которую он каждый раз вырывал у нее, когда они занимались любовью. Она неизменно хриплым голосом подтверждала это, клянясь на ложе любви в верности и преданности Гаю. Но сейчас? Нет, это уже слишком!
Рассудок налетел холодным ветром и разогнал тяжелые пары страсти.
— Нет, — уже вслух произнесла она.
Она вдруг осознала, что все уже позади, что вернуть близость, которая еще звучала в их телах, невозможно. Марни чуть не рыдала от того, что уже хватило силы отказаться повторить эту маленькую, но такую важную для них фразу.
— Больше никогда, — прошептала она с грустью. — Гай, никогда больше я не скажу этого. Ни-ког-да!
— Но твое разгоряченное тело говорит мне, как сильно ты жаждешь меня, — пробормотал он. — Оно дрожит и пульсирует, потому что ему нужно, чтобы я вошел в тебя! Твоя душа плачет от желания снова воссоединиться с моей — я слышу это. Хотя ты и отрицаешь ее право принадлежать только мне, но она не хочет подчиниться! Как и твое сердце.
Он положил руку на ее левую грудь, где сильно и возбужденно билось сердце.
— О чем говорит этот бешеный, тяжелый зов твоего сердца?
— Он ничего не говорит тебе. Ничего! — закричала она, резко оттолкнула его и, шатаясь, встала. — Иногда я думаю, не попал ли ты случайно в наше время из средневековья? — горько сказала Марни, прижав руки к дрожащему телу.
У нее было ужасное ощущение, что она рассыплется на кусочки, если не поддержит себя.
— Какое ты имеешь право желать от меня больше того, что ты способен дать сам?
Он лежал обнаженный на спине, вызывающе демонстрируя свои мужские достоинства и красоту. Но лицо его было мрачным.
— Я отдал тебе себя без остатка в тот день, когда мы поженились, — холодно заметил он.
Марни презрительно фыркнула. Она прикрыла верхом пижамы свои напряженные груди. Ей не хотелось показать, как тяжело было прийти в себя, упасть вниз с тех вершин экстаза, на которые он поднял ее. Но она вовремя пришла в себя!
— А Антея? — горько спросила она его. — Что было с ней? Может, временная потеря равновесия и ума?
Он кивнул головой.
— Ты вполне можешь считать так, — согласился он, — но главное — я уже сказал тебе вчера, что Антея принадлежит прошлому, и нечего снова обсуждать этот вопрос. Все кончено.
— Да, я знаю, кончено, забыто и похоронено, — закончила за него фразу Марни. — Но то же касается и обещаний из прошлого. Если ты желаешь, чтобы тебе полностью были верны и покорны во второй раз, тебе придется снова заслужить это.
Пошатываясь, она прошла по комнате в ванну.
— А сейчас убирайся из моей постели и из моей комнаты, — сказала она, открывая дверь в ванну. — Ты пока еще не заслужил право ни на то, ни на другое!
Марни захлопнула за собой дверь ванной и заперла ее.
Там она привалилась к двери и закрыла глаза.
Она его ненавидит! Ненавидит!
В горле стоял горький ком. Ненавидит — это правда, но не вся. Вся же правда в том, что даже когда она его ненавидит, она все равно страстно желает его. Желает — как голодный желает кусок хлеба! И этот голод растет с каждым часом, проведенным с ним. И если бы он не перестарался несколько минут назад, она все еще лежала бы под ним, обожая то удовольствие, которое только Гай мог дать ей!
