Сюзанна Брокман - Не такая, как все
— Поддержи ребенку голову! — приказала Марисала Лайаму.
— О-о-о! — Инес кричала в голос, скрючившись от непереносимой боли.
— Давай! — скомандовала Марисала.
Лайам нагнулся, протянул руки — и с каким-то благоговейным ужасом увидел, как из чрева Инес, словно из пасти чудовища, вылезает младенческая головка, покрытая густыми черными волосами.
— Тужься! — командовала Марисала. — Давай! Еще! Ну еще немного! — Но вопли Инес заглушали ее голос.
Казалось, прошла целая вечность — и вот, в какой-то удивительный, немыслимый миг головка младенца легла в протянутые ладони Лайама, и Лайам увидел его личико — красное, сморщенное, измазанное кровью и какой-то слизью.
— Дыши! — скомандовала Марисала, и сама начала глубоко дышать вместе с Инес.
Лайам стоял, застыв, словно во сне. У него на глазах рождался ребенок. Это было невероятно, нереально — и однако реальней всего, что пришлось ему испытать за последние годы.
— Ну, теперь еще раз! — подбадривала роженицу Марисала. — Осталось совсем немного!
Инес душераздирающе вскрикнула, и младенец, освободившись из материнского ложа, упал на руки Лайаму — крохотный, красный, копошащийся живой комочек. Ребенок был скользким от крови, и Лайам вдруг испугался, что его уронит. Рядом пульсировала пуповина, еще соединяющая младенца с матерью.
— Боже мой, мальчик! — выдохнул Лайам.
Да, это был мальчик. Новый человек пришел в мир, и перед ним расстилалась жизнь — жизнь, полная надежд, обещаний и неисчислимых возможностей.
Новорожденный с громким всхлипом втянул в себя воздух и издал первый в жизни громкий, визгливый крик.
Плач младенца вдруг напомнил Лайаму о кошмарных снах — но усилием воли он отбросил дурные мысли. Сейчас не время и не место об этом вспоминать.
— А теперь — последнее усилие, — хриплым от напряжения голосом говорила Марисала. — Последний раз — и ты возьмешь на руки своего сына!
Инес плакала — но не от боли. Она забыла о боли, как только увидела ребенка. Марисала помогла женщине усесться поудобнее, и Лайам бережно протянул ей сына.
Гектор пришел в себя, хоть и был по-прежнему бледен. Делая вид, что не замечает испачканных кровью простыней и полотенец, он подошел к жене, взглянул на красный комочек плоти, шевелящийся у нее на руках — и застыл, потрясенный, словно увидел самое прекрасное зрелище на свете.
Да так оно и было.
Никогда еще Лайам не видел ничего прекраснее этого ребенка.
Раздался звонок в дверь, громкий и настойчивый, требовательный. Кто-то, не отпуская, давил на кнопку звонка.
— Вот и помощь подоспела, — пробормотала Марисала. — Отлично, как раз пора обрезать пуповину.
Лайаму не хотелось открывать дверь. Сейчас сюда войдут чужие люди, увезут Инес с ребенком в клинику… К чему это? Он сам позаботится о ней и о малыше. Лайам хотел взять ребенка на руки, взглянуть в его красное сморщенное личико, еще раз поприветствовать нового человека, пришедшего в мир. Хотел продлить это давно забытое ощущение мира и надежды. Боже, он так давно не испытывал ничего подобного…
Но снова послышался звонок, и Лайам, вытерев руки полотенцем, пошел открывать.
На пороге стояли двое — мужчина и женщина в белых халатах. Лайам провел их в спальню и стоял у дверей, пока они с помощью Марисалы перерезали младенцу пуповину и заворачивали его в чистое полотенце.
Потом Марисала, измученная, но сияющая от радости, подошла к Лайаму. Новое платье ее было погублено: его уже не отстираешь. Но никогда еще Лайам не видел на ее лице такого счастья.
— Ты держался великолепно, — сказала она.
— Я? Боже правый, что же тогда сказать о тебе? Ты была просто… просто… — Лайам покачал головой и прикрыл глаза, чтобы скрыть набежавшие слезы. Бог свидетель, он готов был повалиться на пол и сам заплакать, как младенец.
Марисала заморгала, и Лайам догадался, что и она едва сдерживает слезы.
— Они решили назвать мальчика Лайамом, — сказала она. — В твою честь.
Лайам рассмеялся — но смех подозрительно напоминал рыдание.
— В мою честь? Почему? Что я такого сделал?
— Если бы не ты, — тихо ответила Марисала, взяв его за руку, — этот малыш родился бы на улице. Если бы не ты, он бы начал жизнь бездомным.
Лайам покачал головой.
— Это не я. Это все ты. Ты привела их сюда. Ты сумела предложить им крышу над головой так, чтобы не оскорбить их гордость. А я… я ничего не сделал.
Марисала рассмеялась.
— Ты отнесся к ним по-человечески. С добротой и уважением. По-твоему, это «ничего»?
— Я только подчинялся тебе. Им следовало бы назвать мальчика Марисалом. Марисала коснулась ладонью его щеки.
— Они знают, где ты был и что тебе пришлось пережить, — тихо сказала она. — Гектор сказал, что они решили назвать сына в честь великодушного и мужественного человека.
— Я ничего не сделал, — повторил Лайам. — И тогда, в тюрьме… я просто терпел.
В ответ Марисала то ли рассмеялась, то ли всхлипнула — он точно не понял.
— Но ты вытерпел все, и я каждый день благодарю за это Бога.
И она отвернулась, чтобы смахнуть слезы с глаз.
Медики объявили, что Инес и ребенку надо ехать в больницу. Гектор вызвался поехать с женой. Марисала вышла на лестницу вместе с ними, а Лайам все стоял в дверях спальни, потрясенный истиной, которая внезапно открылась ему.
Что он сделал за эти пять лет? Научился скрывать свои чувства. Разучился говорить правду. Отвернулся от жизни, предназначенной ему при рождении, и погрузился в сумрачный мир кошмарных снов.
Больше он не сделал ничего.
Тело его свободно — но душа по-прежнему заперта во тьме.
Марисала проснулась от сдавленного крика. Кричал Лайам. Она услышала, как он встает с кровати и зажигает свет.
Потом он долго бродил по дому — и везде включал свет, разгоняя ночную тьму.
Часы на тумбочке показывали 3:54.
Прошел всего час с тех пор, как Гектор с женой и ребенком уехали в больницу. Всего час с той минуты, как Марисала упала на постель и забылась глубоким сном.
Лайам поднимался вверх по лестнице — к себе в спальню. Марисала решительно встала и направилась к дверям.
Услышав шаги, Лайам обернулся. Он осунулся, под глазами залегли черные тени. Но Марисала была уверена, что сегодня он больше не заснет.
— Прости, я не хотел тебя будить. — тихо проговорил он.
Лайам был в одних трусах; но, несмотря на прохладу в доме, волосы его слиплись, а грудь и спина блестели от пота.
— Ты меня не разбудил, — солгала Марисала. — Я не могла заснуть.
— Понятно, — ответил Лайам, но Марисала догадалась, что он ни на секунду ей не поверил.
