Лора Брантуэйт - Рождественская история
— Ты пьян?
— Нет.
В воздухе висело напряжение, будто Эрик чего-то от нее ждал, но она еще не знала чего.
— Тогда почему ты меня преследуешь? — Патриции не хватило времени и трезвости сознания, чтобы сформулировать вопрос получше. Она ополоснула руки и приложила холодные мокрые ладони к ушам и шее, пытаясь немного прийти в себя.
— Кто он тебе?
— Дитрих?
— Ага.
— Любовник.
— Правда? — с непередаваемой интонацией переспросил Эрик.
— Ага. — Патриция передразнила его интонацию.
— У меня такое чувство, что ты мне кое-что должна.
Патриция заметила, как напряглись его плечи.
— Ого! И что же это может быть? — едко спросила она.
— Это.
Он неуловимо быстрым движением сжал ее в объятиях и впился ей в губы агрессивным и пылким поцелуем. Патриция рванулась, но это было бесполезно. Эрик держал ее крепко.
Самое ужасное, что поцелуй ей нравился. Жгучий и яростный, даже немного болезненный… Она не представляла, что Эрик, этот спокойный, уравновешенный мужчина с иронической улыбкой и мудрыми глазами, способен на такое. У нее подкашивались колени, сердце стучало, как молот по наковальне, страшно хотелось его ударить, убить — и одновременно Патриция страстно жаждала, чтобы это не кончалось.
Это должно было произойти. Еще тогда, когда он пришел к ней в спальню. Так должно было быть. Патриция еще посопротивлялась, но постепенно это сопротивление стало ненастоящим. Ее тело немного расслабилось, губы стали мягче…
В тот же момент Эрик отстранился от нее. Посмотрел ей в глаза взглядом, полным какого-то нечеловеческого страдания.
— Теперь все.
Он вышел хлопнув дверью, а Патриция едва удержалась, чтобы не сползти по стене на пол и не забиться в угол, сжавшись в комок.
Какой кошмар. То, что творится, иначе не назовешь. Но об этом можно подумать позже. Или не думать никогда. Нужно его убить. И Патриции хотелось сделать это не фигурально, а в самом прямом смысле.
Она никому ничего не сказала. Когда спустя четыре или пять минут она вышла в зал, то макияж на ней был в полном порядке, губы — аккуратно накрашены, походка хищницы исключала всякую возможность неуважительного обхождения.
Одна только Патриция знала, чего ей это стоило. Но это не важно. По дороге домой она внимательно смотрела в окно. Алекс вел машину. Эрик сидел рядом с ним с закрытыми глазами.
Ночью она лежала без сна в своей постели, которая показалась маленькой из-за присутствия в ней чужого человека, и думала.
Дитрих не волновал ее чувств совершенно. Да, он красив, сексуален и умеет быть обходительным. Пожалуй, даже не глуп. Странно, что он все-таки не стал финансистом, из их разговоров с Алексом Патриция сделала вывод, что Дитрих на самом деле неплохо разбирается в экономической системе.
По крайней мере, у Алекса не возникло никаких подозрений относительно его занятия.
Наверное, ему просто нравится его работа. Бывает же любовь и к этому искусству… — рассудила Патриция. Он был ей любопытен, но не более того. Гораздо больше ее волновал Эрик.
Волновал во всех смыслах.
У Патриции с каждой минутой усиливалось чувство, что она запуталась. Он ей нравился. Нравится до сих пор, если быть с собой честной. Потому что… Он не похож на пустых обывателей и денежных мешков, с которыми она общается постоянно. В нем есть… что-то больше и выше этого. Отражается в глазах… Он удивителен в своей вкрадчивой манере поведения, в неожиданных поступках и силе. Он умен.
Но, все, что между ними есть сейчас — игра и ложь. Он солгал. Она его за это наказала своей ложью и накажет еще — правдой.
Но кто она такая, по сути, чтобы устанавливать ему меру вины?
Физическое притяжение между ними… Факт. Ее никогда так сильно не тянуло к мужчине. В прошлый раз и сегодня… Разве могла Патриция представить, что человек, обманувший ее и предающий ее любимого брата, вызовет у нее такую страсть? От этих мыслей она морщилась, как от боли. Они действительно рождали в ней отвращение к себе и ко всему роду человеческому.
И все же есть большая разница между Эриком и Дитрихом, который демонстрирует, по сути дела, те же достоинства… Наверное, Эрик все-таки такой и есть. Хотя и лжец.
Кэтрин — дрянь и шлюха. И все же… Есть какие-то причины, которые заставляют ее спать с двумя мужчинами. И на шлюху-то она, сказать по правде, не очень похожа.
Сознание подбрасывало Патриции такие мысли, от которых у нее голова шла кругом, и она признавалась себе, что не понимает уже ничего, ни-че-го!
Зачем он сделал это сегодня? Зачем поцеловал? Хотел показать свою власть над ней? За это Патриция готова растерзать кого угодно. И растерзает, если понадобится…
Ей снились неприятные сны про дом с серыми стенами и странными пейзажами за окнами, из которого она не может выбраться, потому что на самом деле за дверью ничего нет, одна только белесая пустота.
9
На следующий день посетили выставку африканского прикладного искусства в павильоне в Томпкинс-парк. Праздник национального самоопределения афроамериканцев — кванза — проходил традиционно красочно и весело. На выставке было множество утвари, ковров, корзин, статуэток и прочих вещей, создателей которых язык не поворачивался назвать ремесленниками.
В соседнем помещении намечался благотворительный концерт этнических коллективов, куда отправилось старшее поколение, а две «влюбленные пары» и Эрик отправились гулять по Манхэттену. Сбылась мечта Патриции. Правда, после вчерашнего ей хотелось бы не видеть Эрика лет эдак двадцать, пока не уляжется буря чувств. Но поддаваться своей слабости она не собиралась.
Они доехали на метро до Парк-авеню, по Сорок седьмой улице прошли до пересечения с Пятой авеню, немного прогулялись по ней и дошли до Рокфеллеровского центра. Елка в этом году была великолепна. Патрицию она, однако, не радовала.
— Как насчет покататься на коньках? Тряхнем стариной? — Алекс хлопнул Эрика по плечу.
— Отличная идея!
Кэтрин засмеялась от радости.
— Вы, ребята, не возражаете? — Алекс обернулся к Патриции и Дитриху, которые шли чуть позади, взявшись за руки.
Они переглянулись.
— Я не против. — Патриции сегодня пришлось приложить массу усилий, чтобы скрыть следы усталости на своем лице и до сих пор держать спину прямо, потому что она проснулась уже разбитой, но с голосом она совладать не смогла.
— Будет весело, давай же! — Дитрих наклонился и поцеловал ее. После вчерашнего поцелуя Эрика этот поцелуй показался ей резиновым и холодным.
— Конечно, любовь моя! — отозвалась она.
