Линн Хэммонн - «Голубой блюз»
Какое наивное создание эта мисс Торнтон! – подумала Долли. Если бы она только знала, кто перед ней! В какой-то миг Долли захотелось закричать: «Неправда! Он бродячий разбойник, беззаботный эгоист, самовлюбленный франт!» Но она сдержалась. Бывают случаи, когда самая нелепая ложь воспринимается лучше, чем истина, и сейчас, похоже, был именно такой случай...
Взглянув на Дика, Долли поняла, что тот думает так же, как она. «Бродячий разбойник» неуверенно обнял Китти за плечи и, вместо того чтобы вдаваться в объяснения по поводу заблуждений на его счет, широко улыбнулся и как можно приветливее ответил:
– Да, я очень рад, что теперь могу проводить больше времени с моей... Китти.
Классная дама одарила его еще одной улыбкой и, оглянувшись на толпу жаждущих пообщаться с ней родителей, пробормотала несколько коротких фраз о том, какая Китти талантливая, и как ее радуют успехи девочки.
На обратном пути Дик посматривал на Китти в зеркало заднего вида. Девочка сидела на краю сиденья необычно тихо, словно пристыженная. Вид у нее был самый несчастный. Боже мой, она сейчас заплачет! – испугался Флеминг.
– Мне очень понравился твой рисунок, Китти, – произнес он как можно ласковее.
Тишина. Может, она его не услышала?
– Нет, правда! Твоя картина – просто класс! Мы получились точь-в-точь как вчера, когда ели крабов.
Сглотнув слезы, Китти робко сказала:
– Но ведь я солгала! А врать стыдно. Теперь моя учительница будет думать, что вы мой папа...
– Мы же не виноваты в том, что она поторопилась с выводами. И потом, я действительно сидел с вами за одним столом! Художник рисует то, что есть на самом деле. Когда-нибудь ты расскажешь ей, как все обстоит в действительности.
– Так вы не обижаетесь на меня? – недоверчиво спросила Китти. – За то, что я нарисовала вас вместе с нашей семьей?..
Сердце холостяка вдруг заныло. Своей последней фразой Китти так ясно дала ему понять, что он для них чужой! А для того чтобы честно ответить на ее вопрос, нужно сначала ответить на него самому себе... Помолчав немного, он тихо сказал:
– Нет, Китти, я не обиделся. Не стоит расстраиваться из-за таких пустяков.
Не успел Дик остановить машину возле большого старинного дома, где жили его пассажиры, как им навстречу выбежала Кэрол. Долли усмехнулась.
– Похоже, девочка только тебя и ждала. Она и джип твой узнала по звуку мотора!
Кэрол подлетела к Дику. Хлопая накрашенными ресницами, она ласковым медовым голоском спросила:
– Как вы провели время?
Мать покачала головой. Ей дочь вела себя так, будто рядом с гостем никого не было. А у Дика был такой вид, словно он оказался в лодке посреди океана без весел и паруса. Бросаясь ему на помощь, Долли скомандовала:
– Клод и Китти – быстро спать! Кэрол, можешь почитать до десяти, а потом выключай свет и в постель. Ну-ка, живо домой!
Вскоре шум детских шагов умолк, и они наконец остались одни. Долли присела на перила веранды, а Дик облокотился на перила рядом с ней. Оба смотрели на море. Луна проложила по морской глади серебристую дорожку. Звенели цикады, пела серенаду одинокая цапля. Ночной воздух благоухал ароматом жимолости.
– Дик, – разорвал бархатную тишину женский голос.
Он ответил, как солдат на перекличке:
– Здесь!
– Почему ты так долго думал, прежде чем ответить на вопрос Китти? Помнишь – в машине...
Он повернул к ней лицо.
– Меня смутила формулировка. Ты и наша семья. Сказала, словно отрезала.
– Что же тебя смутило? Ты же действительно не член нашего семейства!
Когда Дик анализировал слова девочки, что-то словно повернулось в его душе. К своему собственному удивлению, он обнаружил, что обладание пусть даже суррогатом семьи дает ему ощущение тепла, покоя, отогревает душу. Судьба благоволила к нему, поселив рядом с кланом Хаммеров и подарив те радости, которые дает мужчине семья, в то же время не отяготив заботами семейного человека. Но сказать об этом соседке—значит дать ей ложную надежду, а этого он делать не хотел. Криво усмехнувшись, Дик сказал:
– Меня позабавила роль отца Китти.
Долли улыбнулась.
– Я тебе очень обязана. Спасибо за то, что ты не предал девочку. Спасибо, милый.
Он вновь взглянул ей в глаза, уже не сопротивляясь чувствам, которые весь этот день старался в себе подавить. Он восхищался ею, желал ее; может быть, даже любил... Мысль об их соглашении мелькнула в его сознании и тут же пропала. Весь во власти желания, Дик положил руку на плечо Долли, наклонился и поцеловал в губы – настойчиво, страстно, неутолимо...
Он не мог ошибиться: его чувства нашли в ней живой отклик. Казалось, Долли упивается его лаской; ее губы с готовностью раскрылись навстречу его губам, руки обвились вокруг его шеи. Внезапно Дик поднял Долли на руки и, пронеся через всю веранду, опустил на качели. Оттолкнувшись от пола, он раскачал их, и влюбленные забыли о времени.
Качели не успели остановиться, когда Долли осознала, что происходит, резко выпрямилась в оттолкнула от себя мужчину. Приводя в порядок прическу, она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы привести в порядок и свои чувства. Дик недоумевающе посмотрел на нее:
– Что с тобой?
– Дорогой, ты же понимаешь, к чему это может привести!
– Догадываюсь, – ответил он. В его голосе чувствовалось только желание и предвкушение наслаждения; взгляд не отрывался от ее груди, учащенно вздымающейся под шелковой блузкой. – У тебя или... у меня?
Долли посмотрела ему в глаза и тихо сказала:
– Ты что, не помнишь? Ведь мы заключили договор! Наши отношения будут только платоническими. Мы соседи и друзья, не более.
– Хорошо, с завтрашнего дня и начнем!
Но она решительно покачала головой.
– Давай не будем играть в поддавки сами с собой.
Дик молча смотрел на нее. Ему хотелось схватить Долли и прижать к себе так, чтобы тело любимой вросло в его горячую, ноющую от нестерпимого желания плоть. Он хотел целовать ее всю: от макушки до пяток. Нет! Не только целовать! Он хотел обладать ею! Всей, целиком! Дик едва не стонал от боли, безжалостно ругал себя, нечеловеческим усилием воли удерживаясь от безумных поступков. Каким же он был идиотом, когда соглашался на этот договор! Впрочем, он же, кажется, сам и предложил его... Дик судорожно вздохнул. Чем упорнее он пытался охладить свой пыл, тем сильнее жаждал ее. Чтобы избежать соблазна, ему пришлось встать и сцепить за спиной руки.
– Прости меня, Дик! Но мы же договорились...
Флеминг медленно опустил голову. Все так же молча, совершенно упав духом, он спустился с веранды и пропал в темноте.
Поздно ночью, ворочаясь без сна, Долли представляла, как прекрасно было бы лежать сейчас с Диком в одной постели. Ей бы хотелось засыпать и просыпаться утром рядом с ним – любящим, жаждущим ее человеком. А ведь он сейчас, может быть, тоже думает о ней, тоже тоскует...
