Гленда Сандерс - Свободная любовь
Продолжая стоять к нему спиной, она молча кивнула. Он хотел коснуться ее, но побоялся, что в этой напряженной ситуации они оба могут потерять контроль над собой. Поэтому вместо того, чтобы положить ей руки на плечи, он спрятал их в карманы, плечом открыл дверь и вошел в магазин, где его приветствовал звон колокольчиков.
Прошло пять, десять, пятнадцать минут, но Дори так и не присоединилась к нему. Наконец, обеспокоенный, он кивнул продавцу, давая понять, что не нашел ничего подходящего, и отправился на поиски Дори. Вместе с другими покупателями она стояла у края тротуара, наблюдая за тем, что происходило около особняка. Он приблизился к ней, встал за спиной и заглянул через плечо.
На крыльце особняка пара в официальных свадебных одеждах викторианской эпохи стояла напротив священника в черной сутане. Сопровождающие веером расположились вокруг крыльца, словно яркие цветочные лепестки, а приглашенные на свадьбу гости рассыпались по лужайке, будто выпавшие из корзинки цветы.
Скотт обеими руками обнял Дори за талию и непроизвольно вздохнул, когда она прислонилась к его груди. И трио расположившихся на крыльце музыкантов, словно только и ждали этого, заиграли свадебный марш Мендельсона. Скотт освободил одну руку, чтобы большим пальцем вытереть слезу у нее на щеке. Она улыбнулась и повернула голову, чтобы видеть его лицо.
— Свадьбы всегда так сентиментальны. Стоящая рядом женщина подняла к носу платок и высморкалась.
— И не говорите. Я всегда плачу, даже если не знаю тех, кто венчается.
— Все так романтично, — заключила другая зрительница, обращаясь к своей спутнице. — Особняк, деревья, музыка.
Скотт поцеловал волосы Дори.
— Мороженое или едем домой?
— Мороженое, — ответила Дори, и они направились к павильону с мороженым.
Оставшуюся часть дня и за ужином они почти не разговаривали, а если и говорили, то не вспоминали сцену в магазине. Так продолжалось до поздней ночи. Они приняли душ каждый в отдельности, и Дори, ссылаясь на усталость, отклонила попытки Скотта заняться любовью, хотя и не протестовала, когда он положил ей руку под голову, и свернулась около него так, как обычно делала, когда они спали вместе.
И лишь услышав ее ровное дыхание, когда она уже засыпала, он нашел в себе силы заговорить. Он назвал ее по имени, она теснее прижалась к нему и чувственно в полусне пробормотала:
— Ммм.
— Сегодня, — сказал он, — в Миканопи, когда ты наблюдала за свадьбой... ты... ты хотела, чтобы это происходило с тобой, правда?
Серьезность, с которой он задал вопрос, заставила Дори проснуться. Ее глаза широко раскрылись в темноте спальни.
— На свадьбе каждый мечтает об этом, — сказала она. — В этом прелесть и эмоциональная сторона события.
— Я никогда не испытывал этого на свадьбах; когда я смотрел на жениха, мне никогда не хотелось быть на его месте.
— Ладно, Скотт. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Мне следовало сказать, что каждая женщина на свадьбе — от маленькой девочки до старой морщинистой карги — мечтает о том, чтобы стать прекрасной невестой. Это все равно что смотреть балет и мечтать о том, чтобы стать прима-балериной.
— Но сегодня было по-другому, правда? Потому что...
— Потому что я беременна?
Скотт затих. Со вздохом раздражения Дори поднялась в постели, опершись на локти.
— Я в своей жизни слышала многозначительные паузы, но это самая многозначительная, — сказала она. — Можешь встать и зажечь свет, если мы собираемся заняться кулачным боем.
Когда он отошел от кровати, Дори взбила подушку, прислонила ее к изголовью и устроилась на ней. Скотт вернулся и сел на край кровати, подогнув под себя ногу. Он взял руки Дори в свои.
— Ты хочешь выйти замуж, да?
— Ты испытываешь меня? — спросила она.
— Я задал тебе вопрос.
— Ты неправильно расставил в нем акценты, а чувства за ними были ошибочными.
— Что, черт побери, ты имеешь в виду?
Дори не могла не улыбнуться его смятению. Бедный малый! Он разрывался между тем, что чувствовал, и тем, что, как ему казалось, он должен был чувствовать. Она освободила свою руку и убрала волосы с его лба.
— Это означает, что ты спросил, хочу ли я выйти замуж, но не попросил меня выйти замуж за тебя.
— Ты играешь словами.
— Нет, — ответила она. — Вопросы очень разные: один — обобщенный, другой — личный.
— Я видел твой взгляд.
— Мы только что повздорили. Я чувствовала себя уязвленной. А свадьба была такой романтичной. Легко было попасться в эти романтические сети.
— Тебе бы хотелось выйти замуж, — с вызовом сказал он.
Она отказалась успокоить его.
— Да, Скотт, — призналась она. — Я хотела бы выйти замуж. — Она закрыла глаза, крепко зажмурилась, затем снова открыла их. — Но не за того, кто глядел на свадьбу, думая о том, как занудно быть на месте жениха.
— Я не говорил...
— Правильно. Не сегодня и не такими словами. Но, Скотт, ты же никогда не делал секрета из своего пренебрежительного отношения к браку.
Он готов был заговорить, но она покачала головой.
— Нет, не прерывай меня. Я знаю тебя, Скотт. В чем-то я, возможно, знаю тебя лучше, чем ты сам. Неужели ты думаешь, я не понимаю, что, когда ты смотришь на молодую пару, перед твоими глазами предстают твои родители и ты проецируешь все их несчастья на жениха и невесту?
— Мои родители?
— Конечно. Единственный брак, который ты близко наблюдал, — это брак твоей матери и твоего отца. Их брак закончился, оставив мать оскорбленной и озлобленной. В порыве отчаяния она вышла замуж второй раз, этот брак продолжался меньше пяти лет и оставил ее еще более разочарованной. А второй брак твоего отца был полнейшей неудачей в течение всех двадцати лет. Ты никогда не говорил об отце, не упомянув, что он находится под каблуком у своей второй жены. Ты никак не можешь избавиться от этого впечатления и представить, что между людьми могут быть совсем иные — взаимодополняющие и нежные — отношения. Я не думаю, что ты изменил свое мнение даже после того, как мы начали играть в совместный дом.
— Наши отношения потому и хороши, что мы не бываем вместе слишком часто, чтобы действовать друг другу на нервы.
— Черт побери, Скотт! Неужели ты никогда не задумывался, как все было бы без этих длиннющих, безжизненных промежутков между нашими визитами? Неужели ты никогда не метался в постели, желая, чтобы Таллахасси не был так чертовски далеко расположен? Неужели с тобой никогда не было так, что ты не мог уснуть и страстно желал, чтобы рядом был дорогой тебе человек, с которым ты мог бы поговорить посреди ночи?
