Ингрид Реймс - Радость и грусть
Да, пожалуй, она ошиблась в отношении испытываемых им чувств. Патриции стало больно при виде крепко сжавшихся губ, туг же ставших холодными глаз. Как она могла поддаться наваждению!
— Не надо было этого делать, — дрожащим голосом сказала Патриция.
— Почему же? — насмешливо спросил Нолан. — Потому что человеку, которому ты только что признавалась в любви, кем бы он там ни был, это не понравится?
Патриция с минуту молча смотрела на него, потом отвернулась и обронила:
— Это не он, а она. Я разговаривала с Барбарой, моей сестрой. Мы — близнецы. — Слезы подступили так близко, что Патриция испугалась: не хватало только расплакаться у него на глазах.
Она зашагала прочь.
— Ну и куда же ты теперь направилась? — Нолан загородил ей путь.
— На автобус.
— Но ведь я уже сказал, что отвезу тебя.
Патриция подумала: а что, если оттолкнуть его и уйти? Но, встретившись с ним взглядом, поняла, что лучше этого не делать. Очень странно было ощущать себя беспомощной, женственной, такой слабой рядом с ним. Какое незнакомое и приятное чувство. В жизни приходилось не раз сталкиваться с мужчинами, которые подшучивали над ее ростом. Почему-то считалось само собой разумеющимся, что благодаря такому росту она физически сильнее чуть ли не любого мужчины. Но сейчас, если она попытается одолеть Нолана, то наверняка проиграет. У него-то не было никаких предрассудков. Молча повернувшись, Патриция шагнула к машине.
— Значит, у тебя есть сестра-близнец, — промолвил Нолан, трогая машину с места. — А кто еще?
— С чего это вдруг ты заинтересовался моей семьей? — спросила Патриция.
— Все еще пытаюсь понять, почему тебя так интересует моя семья, — бархатным голосом отозвался Нолан.
Патриция прикусила губу. Да, опять она по собственной глупости угодила в ловушку.
— Еще у меня есть брат. Родители тоже живы. Они единственные дети в своих семьях, но у дедушек и бабушек была большая родня, так что у нас полно двоюродных бабушек и дедушек и всяких кузенов.
— Близнецы обычно очень близки, — заметил Нолан. — А вы с сестрой как?
— Да, — кратко отвечала Патриция.
— Ты по ней скучаешь?
— Да.
— Она не могла с тобой приехать?
— Нет. — Патриция старалась дать понять, что не желает отвечать, но Нолан невозмутимо продолжал расспрашивать:
— Почему?
— У нее есть другие обязанности. — Патриция отвернулась, глядя в окно. Она вовсе не собиралась обсуждать с ним ни свою сестру, ни своих родственников. Если честно, то сейчас вообще не хотелось разговаривать.
— Другие обязанности? Что это значит? Она замужем, у нее есть дети?
— Нет. Если уж тебе так все надо знать, она заканчивает диссертацию, вот почему…
— Вот почему — что? — вкрадчиво спросил Нолан.
— Вот почему мне пришлось ехать одной. — Голос Патриции дрогнул — она же чуть не выдала себя.
— Пришлось, — проницательно заметил Нолан. — Но ведь ты наверняка могла бы отложить поездку. Или тебя кто-нибудь выгонял из дома?
— Конечно нет. И конечно, могла бы отложить. Но мне хотелось поехать сейчас. Тем более что потом у меня не будет времени.
— Без сестры-близнеца, хотя вы так близки. Что же ты тут делаешь, прекрасная Патриция, и почему суешь нос с дела моего семейства?
Патриция резко втянула в себя воздух.
— Сколько можно спрашивать об одном и том же? И на что, собственно, ты намекаешь? — возмутилась она. — Я здесь, в Лонгриче, потому что сейчас работаю у Сильвии, а что до моего интереса…
— Да, да, продолжай! — подбодрил ее Нолан, даже немного уменьшив скорость.
— Просто заинтересовалась, вот и все, — не смогла придумать ничего более убедительного Патриция, слегка пожав плечами. — Я ведь не нарушаю никакой закон?
К ее облегчению, они уже почти доехали до Лонгрича. Еще десять минут — и она будет в доме Сильвии.
— Это зависит… — Нолан свернул в нужном направлении, — от того, что на самом деле ты тут делаешь. Я уверен, Патриция, чувствую это всей кожей — ты лжешь. Интуиция меня еще никогда не подводила. — Остановив машину, он повернулся и посмотрел ей прямо в лицо. — Я пока не знаю, что ты скрываешь, но обещаю: обязательно докопаюсь до истины.
Выбравшись из «БМВ», Патриция резко захлопнула за собой дверцу.
— Это была машина Нолана? — спросила Сильвия, когда девушка вошла в дом.
— Да, я наткнулась на него в Чарлвилле, и он привез меня сюда, — ответила Патриция.
— Так почему же он не зашел? — Посмотрев на ее лицо, Сильвия мягко спросила: — Ох, неужели вы опять поссорились? Господи, ну чего вы не можете поделить! Что за несносные характеры!
Патриция с ужасом ощутила, как глаза наполняются слезами. Девица ростом сто восемьдесят — и плачет! Да еще при людях.
— Пат, не волнуйся так, пожалуйста. — Сильвия ласково обняла ее. — Уверена, вы скоро помиритесь. Нолан очень хороший и добрый человек.
— Я вовсе не хочу с ним мириться, — выпалила Патриция. — Я его ненавижу!
— Господи, здорово же вы поругались! — посочувствовала Сильвия.
— Вот так-то лучше, вымести свою досаду на чертополохе, — прозвучал веселый голос Вивьен за спиной Патриции.
Пока Одри мирно спала в коляске, девушка яростно выдергивала сорняки в саду Сильвии. Лицо ее раскраснелось, а руки были перепачканы землей. Она не слышала, как подошла пожилая женщина, и теперь обернулась к ней, раскрыв рот от изумления.
— Я делала то же самое, когда мой отец или братья вели себя высокомерно или обижали меня, — сказала Вивьен, подходя к Патриции. — Признаюсь, я давала выход эмоциям, даже ругаясь, правда, тихонько, про себя, но этого в те дни женщинам делать не полагалось.
Увидев, с каким недоумением смотрит на нее девушка, Вивьен стала рассказывать:
— Я выросла в эпоху, когда положено было делать то, что велят родители, особенно отец. Его слово было законом. Моя мать была весьма старомодной женщиной, а отец очень суровым и властным мужем и отцом. И он никогда не изменял своего решения. — Лицо ее слегка омрачилось. — Наша жизнь была во многом ограниченной. И даже когда мы вырастали и должны были бы становиться самостоятельными, все равно важные вопросы решал за нас отец. Однако такое положение дел, думаю, для многих из нас казалось естественным. Нам было уютно и безопасно, мы всегда знали, чего от нас ждут, как нам следует поступать. Никаких сомнений.
Думаю, Нолан тоже может показаться тебе суровым и властным. Как и все мы, он пострадал от взглядов семьи: всю свою жизнь мы должны были доказывать, что достойны носить фамилию Стюарт. Это требование передавалось из поколения в поколение, от отца к сыну. Ведь уже в младенчестве каждому Стюарту рассказывают о достижениях и добродетелях Стюартов предыдущих поколений, внушают, что его долг — следовать по их стопам, обязательно добиться высокого положения, богатства, благополучия…
