Джейн Арбор - Кипарисовая аллея
Садясь обратно в машину, Аликс прочла на лице водителя усталое: «Я же говорил вам».
— А теперь, синьорина, на Вилла Фонтана?
Аликс молча кивнула.
Что же теперь будет? Она рассеянно смотрела на дорогу, мысли в голове кружились вихрем. Сегодня вечером у них гости. Как синьора Париджи воспримет этот удар? Ей придется узнать правду. Но как она перенесет ее? Неужели, решившись на этот шаг, Микеле не представлял себе, каково будет матери узнать, что он сбежал из дома навсегда? Неужели ему это было безразлично? Помнится, как-то он назвал себя жестким. Теперь Аликс поняла, что это означало.
Странно, но, быть может, как контраст малодушному дезертирству Микеле Леоне казался сейчас Аликс надежной опорой, каменной стеной. Она понимала, что ей не избежать первого шквала его гнева, вызванного бегством Микеле. Быть может, сначала ей придется доказывать, что она не была соучастницей, но потом он наверняка поверит ей. Пусть он высокомерен, зато справедлив.
Вот если бы у нее была возможность переговорить с ним наедине перед тем, как увидеть синьору! Аликс решила, что постарается проникнуть в дом незаметно, поэтому, отпустив такси на повороте, направилась к дому пешком. Неожиданно сзади ее нагнала машина. Это был Леоне. Притормозив, он спросил:
— Это было ваше такси? Вы что, только сейчас вернулись? А где Микеле?
В последнее время Аликс так часто слышала этот вопрос, что он не удивил ее. Она только спросила:
— Можно мне с вами?
Леоне открыл дверцу, смерил ее внимательным взглядом и, прежде чем тронуться с места, сказал:
— Что-то стряслось.
— Боюсь, что да.
— С Микеле? Он что, попал в аварию?
— Да, с Микеле. Но не авария. — Они подъехали к дому, и Аликс спросила: — Можно я заеду с вами в гараж? Нам нужно поговорить.
В гараже, сидя в машине, он, облокотившись на руль, спросил:
— Итак, я слушаю.
Аликс протянула Леоне письмо Микеле, наблюдая за его реакцией, пока он читал. Наконец он оторвался от листка.
— Как оно попало к вам?
Аликс рассказала, упомянув и о своей безрезультатной поездке на квартиру Микеле.
— Значит, он ни намеком не дал вам понять, как собирается поступить?
— Нет. Но я чувствовала, что он готов к бунту. Мне кажется, этот эпизод с кольцом был для него последней каплей. Он убеждал меня, что его мать должна узнать правду. Я умоляла его поговорить сначала с вами и не портить сегодняшний вечер, но он уехал, так ничего и не пообещав.
— Как по-вашему, это был минутный порыв или запланированное бегство?
— Не знаю. Но если у него уже было твердое намерение сбежать, то понятно, почему он не воспользовался «альфой-ромео».
— Да, похоже, что так. Из квартиры он уехал один?
— Что значит — один?
— Я хорошо знаю Микеле — он мог быть и с женщиной, — сухо заметил Леоне.
— Нет, он был один. Иначе консьерж или таксист упомянули бы об этом. Оба видели, как он уезжал. — Аликс помолчала и с грустью прибавила: — Но как же теперь его мама? Ведь ей придется узнать правду?
— О том, что он исчез? Разумеется, придется. Мы не сможем скрыть этого.
— А как же гости?
— О них не может быть и речи. Когда мачеха узнает, ей будет не до гостей. — Леоне посмотрел на часы. — Поздновато, но праздник придется отменить. Займитесь этим, а я пойду поговорю с мачехой. Я дам вам список гостей, вы обзвоните их и объясните, что мы не можем их принять, потому что мачеха приболела. Думаю, они поймут. — Он вышел из машины. — Пойдемте. Нельзя терять ни минуты.
Робея перед возложенной на нее задачей, Аликс все же была благодарна ему за доверие. Так она хотя бы могла отвлечься от тревожных мыслей. Как он собирается донести до мачехи правду? Как та воспримет ее? Станет ли она винить Аликс в соучастии?
Для синьоры это будет жестоким ударом, и все достигнутое теперь пойдет насмарку. Она будет потрясена, разбита, подавлена. Аликс вдруг почувствовала, что ей жаль Леоне — ведь на него придется основной удар, падет вся тяжесть предстоящей вины.
Микеле не разделит с ним ответственности, а сама Аликс уедет отсюда. Но когда? Сегодня? Или завтра утром? Теперь синьора вряд ли захочет видеть ее. Она уедет и снова будет свободна. Свободна и… одинока. Ужасно одинока. От письменного стола Леоне, стоящего у окна, где она сидела, ей хорошо была видна кипарисовая аллея и фонтан с его переливчатыми каскадами и дальний угол парка, где однажды… нет, дважды… Леоне был так внимателен к ней. Завтра все это останется здесь, а ее уже не будет. Она здесь чужая и никогда не станет своей. Интересно, припомнит ли когда-нибудь кто-то из Париджи ее имя?
Обзвонив гостей, Аликс тихо сидела, со страхом ожидая возвращения Леоне. Наконец дверь отворилась, она порывисто повернулась и увидела на пороге… Венецию.
На ней пока не было вечернего платья, но волосы были тщательно убраны в изысканную прическу.
— Скажи мне, пожалуйста, что такое у нас происходит? Или, вернее, почему ничего не происходит? — накинулась она с расспросами на Аликс. — Я уже успела сделать прическу, а тут и с места ничего не сдвинулось! Столы не накрыты, напитки не расставлены. О чем вообще думает прислуга? Время-то идет. И где Микеле? И Леоне? И тетя Дора? И что вообще…
— Боюсь, у нас кое-что произошло, — сказала Аликс. — Вечер отменяется. Леоне попросил меня обзвонить гостей, и я только что сделала это. Он сейчас у твоей тети. Она, должно быть, тяжело перенесла этот удар. Дело в том, что Микеле исчез.
— Исчез?! — Венеция медленно вошла в комнату. — О чем это ты? Как это — исчез? Разве так поступают?
— Микеле поступает, — сказала Аликс. — Как тебе известно, мы после обеда поехали прогуляться. Он отвез меня в город, там мы выпили кофе. Потом он отлучился к себе домой и уже не вернулся, а ко мне прислал таксиста с запиской. В ней говорилось, что он уезжает и что таксист привезет меня сюда. Я ничего не могла поделать. Узнала только, что он забрал из квартиры свои вещи. Я вернулась, и вот Леоне сейчас рассказывает новости синьоре.
Аликс сама не понимала, почему не рассказала Венеции всей правды — то ли из чувства самосохранения, то ли из уважения к Леоне. Венеция сначала нахмурилась, но потом глаза ее вдруг просияли, словно она испытала долгожданное облегчение.
— Ага! — радостно воскликнула она. — Значит, Микеле все-таки не вынес! Ну что ж, я не осуждаю его. Кажется, тетя Дора совсем допекла его своими восторгами на твой счет. Ни один мужчина такого бы не выдержал. А тебе, дорогая, перед тем как приезжать сюда, следовало получше удостовериться, так ли ты нужна ему. Я хочу сказать, что теперь-то тебе, наверное, совсем не весело. Оказаться в таком положении, да еще на глазах у несостоявшихся родственничков. Ха! А все думали — дело решенное! Если бы со мной так поступил мужчина, я, наверное, сгорела бы со стыда.
