Долли Нейл - Секрет Златовласки
Бенедикт, казалось, нисколько не обиделся.
– Одна из моих ранних работ, когда я еще работал на фирме отца. У него было суровое правило – клиенты должны получить то, что желают, а не то, что они должны хотеть по мнению архитектора. В том случае клиентом был ограниченный реакционер, считавший Франка Ллойда Райта[1] опасным сумасшедшим. Такое здание как нельзя лучше подходило ему.
– Я ничего не имею против ваших последних проектов, – успокаивающим тоном произнесла Ванесса.
– Спасибо и на этом, – иронически отозвался тот. – Коммерческая архитектура, думаю, по большей части бездушна… именно потому, что это такой большой бизнес, где все определяют затраты и опасаются чего-то нового, неопробованного или необычного. Планы чаще всего должны утверждаться правлением, а хорошо известно, что комитеты гораздо более консервативны и им труднее угодить, чем индивидуальным заказчикам. Полную свободу творчества архитектору предоставляют лишь те, кто обладает подлинным предвидением, кто хочет надолго оставить след на окружающем ландшафте, а не просто заработать на обороте средств, вложенных в строительство. Вот почему я ушел из фирмы отца и вместе с Дэйном основал свой филиал. Я хотел создать свою собственную профессиональную индивидуальность… сосредоточиться на меньших по масштабу заказах, требующих более индивидуального подхода. Большие я тоже продолжаю делать… – он отвесил насмешливый полупоклон в сторону Ванессы, – «скучные» проекты – наш основной источник существования, наш хлеб, но последнее время эту сытную еду я сдабриваю хорошей порцией чего-нибудь нетрадиционного – в качестве закваски. Премию я получил за проект частной резиденции в городе Пиха. Вы хотели бы взглянуть?
– Вы собираетесь поехать в Пиха? – испуганно спросила Ванесса.
В темноте блеснули его зубы.
– Я имею в виду более удобный вариант – чертежи лежат у меня в студии.
– А, да, это было бы интересно, – пробормотала Ванесса, тщетно пытаясь представить, какие дома проектирует Бенедикт Сэвидж.
Наверняка роскошные апартаменты для миллионеров и столпов общества, ведь только они, наверно, в состоянии оплатить такие громадные гонорары, как у него. По крайней мере, теперь, когда она дала ему возможность показать себя, его опасное настроение, по всей видимости, рассеялось.
– Мне бы хотелось их как-нибудь посмотреть, когда будет удобно…
Глаза у него засверкали, словно он почувствовал, что им «манипулируют».
– Я лучше поставлю машину в гараж. Вы не откроете дом? И вот, заодно прихватите это.
Он взял что-то с заднего сиденья и сунул ей в руки холодный металлический предмет. Ванесса обнаружила, что смотрит на стройную стилизованную статуэтку.
– О, это ваша награда? Очень красивая.
В его голосе послышалась улыбка.
– Да, очень красивая. Теперь бегите в дом, а то здесь довольно прохладно. У вас есть ключ?
– Я не ребенок. – Она открыла дверцу, чтобы выйти из машины, и почувствовала, что ее рывком отбросило назад; от боли она чуть не вскрикнула.
– Позвольте мне. – Бенедикт любезно освободил ее от ремня безопасности, и она вылезла наружу, в волнах черного крепдешина, все еще судорожно вцепившись в накинутый смокинг. Его смешок сопровождал ее до самых ступеней.
Без всяких на то причин она ведет себя как нервничающий подросток, кипела Ванесса, включая свет в вестибюле и на лестнице. Должно быть, он понял; она ждала, что он бросится на нее. Но о чем другом она могла подумать после всего того, что он наговорил ей в ресторане? За вызывающей игрой словами явно ощущалось, что она для него сексуально привлекательна, в еще большей степени оттого, что он, видимо, живо помнит, как они занимались любовью.
Невольно она положила руку на свой плоский живот. Он был так ужасно самодоволен, когда заговорил о беременности, как будто его вовсе не пугало, что она родит ему ребенка. Меньше чем за неделю он вторгся в ее тело и настолько завладел ее сознанием, что начало рушиться все, последние годы служившее ее опорой и придававшее уверенность. Она теряет контроль и должна найти способ вновь его обрести.
Изучив выгравированную надпись на пластинке, Ванесса осторожно поставила статуэтку в вестибюле на столик с телефоном и все еще стояла там в нерешительности, когда Бенедикт проскользнул в дверь, которую она оставила приоткрытой. Он просто мгновенно поставил машину, подумала она, в то время как Бенедикт закрыл за собой дверь, запер ее, а потом прислонился спиной к деревянным филенкам и молча уставился на нее.
Ванесса беспокойно задвигалась под его упорным взглядом.
– Я просто хотела узнать, не хотите ли вы, чтобы я подала вам кофе…
Тут она смолкла, потому что он оттолкнулся от двери и медленно направился к ней. Она автоматически попятилась, пока не уткнулась в стену и не могла отступать дальше.
Ванессе потребовалось все ее самообладание, чтобы не отпрянуть, когда Бенедикт, без тени улыбки, остановился перед ней, протянул руку, одним пальцем подцепил с ее плеч смокинг и снял его. Скользкая шелковая подкладка оставила на ее обнаженных плечах ощущение нежного прикосновения. Он набросил смокинг на резную стойку перил у подножия лестницы и небрежно прислонился к стене, положив руку около ее напряженного плеча.
– Ну, так кто кого пытается поставить на место? – тихо поддразнил он. – После сегодняшнего вечера никогда не смейте называть меня «сэр». Привыкайте к этому, Ванесса.
– Привыкать к чему? – Ее глаза были немного выше уровня его глаз, но она чувствовала себя маленькой и окруженной со всех сторон.
– К новым отношениям между нами. Раз вы собираетесь управлять этой гостиницей, вам придется делать это с апломбом. Решайте, хотите ли вы до конца жизни оставаться дворецким или же готовы заняться карьерой и подняться выше.
– Я? Управлять гостиницей? – еле слышно проговорила Ванесса, прижимаясь спиной к стене, чтобы как-то отодвинуться от тепла его тела.
Возвращаясь из гаража, он ослабил свой черный галстук и расстегнул верхнюю перламутровую пуговку на рубашке. Ее изысканная белая плиссированная ткань была настолько тонкой, что сквозь нее просвечивали очертания его торса. Потемневший от проросшей щетины подбородок придавал ему усталый и неряшливый вид, но в то же время Бенедикт казался волнующе сексуальным. Невероятно, но этот мужчина, которого никак нельзя было назвать красавцем, со свойственной ему нарочитой эмоциональной бесцветностью излучал затаенную, наэлектризованную сексуальность. Ванесса была в полном замешательстве. Почему она никогда раньше этого не замечала? И почему, раз это так очевидно, на нем не виснут женщины?
