Келли Хантер - Брызги шампанского
Габриель молча кивнула, но ответила не сразу.
— Все в порядке, — через силу произнесла она и сделала попытку улыбнуться. — Все уже в прошлом. — Габриель сжала руки Симоны. — Не казни себя. Ты сделала все, что могла. Твой отец поговорил с Жозе, и это помогло, правда помогло. К тому же… — в ее глазах появились озорные искорки, — я была далеко не пай-девочка и иногда действительно заслуживала наказания.
— Наказания, а не порки! — горячо воскликнула Симона. — Я понимаю, если бы Жозе тебя бранила, но ведь она… — Ее передернуло. — Она била тебя! А как она разговаривала с тобой… Невозможно поверить, что такие слова может произносить мать. Не позволяй ей больше причинять тебе боль, ладно? Не слушай, что бы она ни говорила про ваши отношения с Люком. Не слушай никого. Обещай мне это!
— Конечно.
Габриель на миг закрыла глаза. Симона права: она не обязана никому объяснять свои поступки или оправдываться. Она взрослый человек и сама решает, как ей быть. И не важно, что между ней и Люком по-прежнему глубокая пропасть… Но очень трудно не обращать внимания на то, что говорят люди! Очень непросто считать себя уверенной молодой женщиной, достойной Люка, чувствуя за спиной косые взгляды. Да, внушения, сделанные в раннем детстве и подкрепленные тяжелой рукой Жозе, сыграли роковую роль: Габриель почти на подсознательном уровне усвоила, что Люку она не ровня.
Неожиданно Габриель пришла в голову одна мысль. На миг у нее даже остановилось сердце.
— А Люк? Он знал об этом?
— Что Жозе тебя била? Нет. — Затем Симона добавила: — Нет, хотя и подозревал об этом. Я даже не представляю, что бы он сделал, если бы узнал. — Она с беспокойством взглянула на Габриель и нерешительно спросила: — Или ты считаешь, что ему стоило сказать?
— Нет. Ты все сделала правильно, иначе я не смогла бы смотреть Люку в глаза. — Габриель помолчала. — Думаю, в конечном итоге это сослужило нам хорошую службу, — медленно проговорила она. — Конечно, детство у нас было ужасное, но, возможно, если бы не Жозе, мы с Рафом не добились бы того, что у нас есть сейчас. — Габриель снова сжала руки Симоны и почувствовала ответное пожатие. — Я так рада, что ты заговорила на эту тему! У меня словно груз свалился с плеч. И я не понимаю, как Раф может так долго оставаться вдали от такого чуда, как ты?
Симона даже закашлялась от смеха:
— Мне нравятся твои комплименты.
— Хочешь, я скажу Рафу, что он идиот?
— Ты сделаешь меня почти счастливой, — кивнула Симона, и девушки расхохотались.
После первой ночи последовали еще две, не менее волшебные и упоительные. Габриель очень быстро привыкла ложиться в постель с Люком и встречать утро в его объятиях, вместе завтракать, после чего каждый отправлялся по своим делам. На третий день Люк прямо спросил, почему она отказывается поужинать с ним в замке. Судя по блеску в его глазах и сжатым челюстям, он был намерен добиться правды любой ценой. Габриель лишь вздохнула.
— Ты стыдишься, что мы любовники? — добавил он, доставая из сумки чистую рубашку.
— Нет, конечно. — Габриель открыла дверцу шкафа. — Просто мне не по себе, так как там живет Жозе.
— Да она тебя знать не желает, — все с той же прямотой продолжал Люк. — Ей нет до тебя никакого дела.
— Возможно, и никакого, — пробормотала она. — Но я не хочу давать ей повод.
— К чему? — Люк положил руки ей на плечи и заставил повернуться к нему лицом.
— Опять поучать меня, наставлять. Говорить гадости.
«Унижать», — добавила она про себя.
Люк прищурился:
— Я поговорю с ней.
— Ты думаешь, это что-нибудь изменит? Знаешь, что она сказала мне в последний раз? Что Харрисон — не отец Рафа.
— Она назвала тебе имя?
Габриель покачала головой:
— Нет. Но я почти уверена, что назовет, если сочтет, что случай для этого подходящий. Например, когда нужно будет испортить кому-нибудь настроение или причинить боль. Я не хочу ее видеть.
Люк кивнул, но как-то рассеянно. Он явно о чем-то задумался.
«А ведь он совсем не удивлен», — неожиданно поняла Габриель.
— Ты знал! — воскликнула она. — И тебе известно, кто отец Рафа!
Люк молчал. Габриель выжидающе уставилась на него, молясь про себя, чтобы это был не Филип, потому что это означало бы, что Рафаэль приходится Симоне единокровным братом. Это убило бы его. И Симону тоже.
— Пожалуйста, — вырвалось у нее. — Только не Филип!
— Филип? — повторил Люк. — Нет, нет, это не Филип! Бог ты мой, ты думала, что это он?!
— Я вообще не знаю, что думать, — вздохнула Габриель, сразу почувствовав себя намного лучше, поскольку Раф и Симона — не брат и сестра.
— Нет, это не мой отец, — снова успокоил ее Люк. — Друг моего отца. Он провел лето в Кавернесе, когда твоей матери исполнилось шестнадцать лет. Мужчина, привыкший брать все, что он хочет.
— Он ее изнасиловал? — спросила Габриель. По ее спине пробежал озноб.
— Нет. — Мрачная улыбка показалась на лице Люка. — Твоя мать влюбилась в него. Он встречался с ней, пока не выяснилось, что она забеременела. Он не мог жениться на ней, Габи. Об этом и речи не шло.
— Еще бы! — Габриель невольно пожалела свою мать и возмутилась поступком того человека. Затем она набросилась на Люка: — Так ты знал об этом все время?! И никогда никому не говорил?
— Отец рассказал мне об этом незадолго до своей смерти. Он чувствовал себя в некоторой степени виноватым и пообещал своему другу, что Кавернес будет служить домом Жозе и ее ребенку столько, сколько они захотят. Меня он заставил пообещать то же самое.
— Заставил пообещать, что ты не выкинешь Жозе из замка?
Люк кивнул. Габриель задумалась. Его слова многое объясняли. Например, почему ее мать ревностно, возможно даже чересчур ревностно, следила за тем, чтобы дочь не повторила ее ошибку, влюбившись в Люка. И почему она относилась к Рафаэлю так, словно это не ее сын.
— Но почему ты не рассказал Рафу?
— Я не считал себя вправе это сделать, — объяснил он.
Габриель не нашлась что возразить.
— Симона знает?
— Нет. Не думаю. По крайней мере, я никогда ей об этом не говорил. Никому не говорил, кроме тебя.
— Спасибо. — Габриель обхватила себя руками и беспомощно взглянула на Люка. — Даже не знаю, как сообщить об этом Рафу.
— Я бы посоветовал ничего ему не говорить. В любом случае это не твой секрет. Жозе сама должна рассказать ему правду.
— Да, но зачем ей понадобилось посвящать в тайну меня?
Люк невесело улыбнулся:
— Конечно, это только мое подозрение, но мне кажется, что она боится.
— Боится? — эхом откликнулась Габриель. — Но чего?
