Эдна Мир - Милые лжецы
— Придется нам менять обои, Tea. — И эта фраза означала, что с темами «свадьба», «Берта и Питер Хэллоуэй» и «Луиза Мэйгард» покончено.
В ночь с одиннадцатого на двенадцатое октября ударил первый мороз. Холодный ветер разрисовал окна ледяными цветами, но в гостиной было приятно натоплено.
Дэвина уютно устроилась с книжкой перед камином, в котором потрескивали дрова, но не читала, а прислушивалась к звукам дома.
Такой дом, как живое существо, говорит на своем языке, но услышать его можно лишь ночью, когда все спит. И если это старый дом, за долгие годы впитавший, проживший разные судьбы своих обитателей, то он может многое рассказать о них.
По его лестнице протопало бесчисленное количество ног. Смех, слезы, рождения, смерти — чего только не повидал этот старый фермерский дом и, наверное, знал о жизни буквально все.
Дэвина слушала шорохи, испытывая облегчение и радуясь, что события в последние дни приняли столь неожиданный поворот.
Дом, казалось, тоже был рад, что Берту Хэллоуэй свергли с трона. Ее острые каблуки больно впивались в его полы, а постный, вялый характер Питера вселял в него страх за свою дальнейшую судьбу.
Но сейчас он успокоился, а однозначное решение Клеменса Вентуры относительно этой назойливой Луизы делало счастливым не только старый фермерский дом.
Дэвина очень страдала от мысли, что Клеменс и Луиза могут стать супругами. То, как Луиза вела себя в этом доме, доказывало, что перед ней новая миссис Вентура. Но Клеменс выставил Луизу за дверь, рассеяв тем самым все сомнения Дэвины.
Что же касалось ее собственного отношения к Клеменсу, Дэвина до сих пор не знала, как себя с ним держать.
Во всем, что касалось чувств, боевой дух у нее начисто отсутствовал. Она могла сражаться за свое призвание, за музыку, за карьеру, но не за любовь мужчины, боявшегося взять на себя ответственность. Встречаясь с подобным поведением, она предпочитала отойти в сторону, и с Клеменсом это далось ей особенно тяжело.
Но имело ли смысл ломать копья из-за мужчины, считающего себя слишком старым, чтобы сделать счастливой ее, Дэвину?
Все это лишь отговорки, говорил ей разум, как всегда, когда она доходила в своих рассуждениях до этого пункта. Клеменс хотел провести с ней всего несколько приятных часов, а не всю жизнь. Так что надо забыть про это и сконцентрироваться на более реальных вещах, например, на предстоящем концерте.
Ах, разум конечно же прав! Если бы не было бедного глупого сердца, не желавшего подчиняться рассудку.
— Дэвина! — Услышав голос Клеменса, Дэвина испуганно вздрогнула. Она быстро обернулась и удивленно посмотрела на него. — Извини. — Клеменс подошел поближе. — Я не хотел тебя напугать. Я стучал, но ты так задумалась, что, вероятно, не услышала. — Он опустился на мягкий ковер рядом с Дэвиной и протянул руки к камину. — О, как хорошо. — Клеменс потер пальцы и умиротворенно вздохнул. — Сегодня ночью чертовски похолодало. Я думаю, что в ближайшие дни выпадет первый снег.
Дэвина молчала. Не из упрямства или злости, а потому, что сердце ее опять начало выделывать кульбиты.
Как ей хотелось дотянуться до него рукой и погладить темные волосы. Он выглядел трогательно молодым, примостившись около нее на полу и наслаждаясь, забыв обо всем, теплом живого огня. Но Клеменс не желал впустить ее в свою жизнь, и Дэвина вынуждена была в конце концов это признать.
— Кстати, я хотел тебя поблагодарить, — произнес Клеменс после довольно долгого молчания. — Это была адская работа — оповестить об отмене свадьбы всех гостей, которых Берта включила в список. Ужасно мило с твоей стороны, что ты нам помогла. Кармен абсолютно переменилась, — продолжил он спустя некоторое время, поскольку Дэвина все еще не промолвила ни слова. — Она снова хохочет и ест, как будто работает в поле. Я рад, что она опять счастлива!
«Скажи что-нибудь! — мысленно приказала себе Дэвина. — Давай, открывай рот, говори, а не сиди словно мумия!»
Но горло пересохло. Ни язык, ни голосовые связки ей не подчинялись.
— Вообще-то история с Луизой была только предлогом. — Клеменс уставился на огонь, но Дэвина чувствовала, что он нервничает. — Я хотел защититься от тебя. Глупо, правда? Я по-прежнему схожу по тебе с ума. Что мне делать? Я постоянно твержу себе: «Она слишком молода для тебя!», но толку от этого никакого. Ты внедрилась ко мне в кровь, и я не могу от тебя избавиться. Дэвина, черт побери, я с тобой разговариваю!
Она встрепенулась и моргнула.
— О, я… — «Ну почему мне не приходит в голову ничего разумного?» — Я тоже рада, что Кармен снова счастлива. В последние недели она напоминала привидение. Я действительно очень о ней беспокоилась.
Она не смотрела на Клеменса, но знала, что он придвинулся к ней. Она не глядя чувствовала его близость, силу его притягательности, от которой у нее перехватывало дыхание и немели руки и ноги.
— О, Дэвина, как мне выбросить тебя из головы? — негромко спросил Клеменс. Теперь он сидел так близко, что их плечи соприкасались.
— Почему ты непременно хочешь от меня избавиться? — невесело прошептала Дэвина.
— Потому что, если мы останемся вместе, ничего хорошего не получится. — Он ласково провел указательным пальцем по ее губам, открывшимся от его прикосновения. — Ты так молода, у тебя большие планы, и к тому же ты лучшая подруга моей дочери. Было бы непростительно запереть тебя на ферме, в то время как тысячи людей ждут твоих песен.
Дэвина повернула голову. Ее вдруг наполнила надежда, придавшая ей силы, чтобы взять инициативу в свои руки.
— Есть много знаменитых певиц, совмещающих эти вещи, — прошептала она, бережно поглаживая Клеменса по щеке. — Мне нужны музыка, публика, моя группа. Но ты мне тоже нужен. Почему бы нам не попробовать примирить одно с другим?
Клеменс приблизил к ней свое лицо и коснулся губами ее щеки.
— Когда мы с Майрой поженились, то тоже считали, что нам это удастся, — тихо произнес он. — Майра была студенткой, изучала искусство. Она хотела стать художницей. О-о, она обладала большим талантом, и мы думали, что она прекрасно сможет здесь работать. Но ничего не вышло. Я был занят восстановлением фермы, и ей пришлось заботиться о Кармен и о работниках. У нас было шесть постоянных ковбоев, а во время уборки урожая — до пятидесяти поденщиков. Земля давала ровно столько, чтобы хватало на их зарплату и еду, а также на покрытие наших самых насущных нужд. Майра ненавидела это ежедневное ярмо, а в один прекрасный день возненавидела также и ферму, и меня.
Клеменс замолчал и привлек Дэвину к себе. Так, прижавшись друг к другу, они сидели перед камином, в котором потрескивали сухие дрова.
