Несси Остин - Золотая рыбка
Натан мгновенно пробежал глазами скупые лаконичные строчки. Да, это действительно был почерк его бабушки… и ее стиль. «Несчастная грешная дочь» — именно так обычно называла Матильда Форрест мать Натана, ничуть не считаясь с тем, что эти слова больно ранят мальчика.
— Она умерла три года назад, — медленно произнес он.
— Да. Как вы прочитали, письмо должно было попасть к адресату только после смерти миссис Форрест. И, опять же как вы прочитали, эта достойная женщина со всей определенностью утверждает, что вы мой сын.
Натан тряхнул головой. Все происходящее настолько выбивалось из рамок обыденности, что на миг он подумал, уж не видится ли ему все это в фантасмагорическом сне. Явиться к любовнице и вдруг узнать, что твой отец — французский барон да еще видный политик в придачу!
Однако пробуждения не наступало. И Натан неожиданно для себя вдруг растерялся.
— Но мне ничего не известно о моем отце. Совсем ничего.
— Я понимаю. — Жерар помолчал несколько мгновений, прежде чем сказать: — Ваша мать перед войной поехала во французский летний лагерь для молодых христиан, организованный обществом «Мир единой веры». Вам это известно?
— Нет, — пробормотал Натан. — Бабушка всегда очень неодобрительно отзывалась о подобных лагерях. — Ему вдруг пришли на память слова соседки, которая пеняла бабке, что та не всегда была столь принципиальна, за что и пострадала. Уж не потому ли Матильда Форрест громила эти «гнезда разврата»? — Это, наверное, можно выяснить, — медленно произнес он. — Должны были остаться какие-то архивы.
Барон кивнул.
— В тот год вывезенным в лагерь подросткам не удалось вовремя вернуться на родину — немцы вторглись во Францию. И возвращение отложилось на несколько лет. Ваша мать приехала на родину смертельно больной, но с ребенком на руках.
— Вы уже навели справки о моей матери, не так ли? — с упреком спросил Натан.
Француз пожал плечами.
— Разумеется. И о вашей матери, и, само собой, о вас. — Он немного помолчал, ожидая, не вознегодует ли Натан на такую бесцеремонность, но, видя, что тот молчит, продолжил: — Сами понимаете, в такой ситуации это самое разумное.
Натан неохотно кивнул — своя логика в словах Жерара де Руивьена была. Если бы на него вдруг обрушилось подобное известие, он бы тоже постарался все как следует проверить и выяснить, Внезапно до него дошло, что они с бароном, можно сказать, оказались в одинаковом положении: как для него стало шоком узнать, кто его отец, так и тот, верно, пережил немалое потрясение, узнав о существовании у него сына в Америке.
Натан перевел глаза на молчаливую свидетельницу их разговора. Габи вся съежилась, стараясь сделаться меньше и незаметнее.
— А какое отношение Габриель имеет ко всей этой истории?
Молодая женщина с самого начала ждала, когда же он задаст этот вопрос. Ждала и боялась. Но не собиралась увиливать от признания. Не успел Жерар открыть рот, как Габриель ответила:
— Так получилось, что первой письмо прочла именно я. Я гостила в поместье барона, и оно случайно попало мне в руки.
Гостила в поместье барона? Ну и круг знакомых у этой скромной актрисочки: то популярнейший певец, то француз-аристократ. Но сейчас Натана занимал более насущный вопрос.
— Когда это произошло? — В голосе его звучал гнев.
Габриель поежилась.
— Чуть больше месяца назад.
Вот теперь все куски головоломки встали на свои места. Натан поглядел в широко распахнутые честные глаза Габриель — и его с головой затопила холодная ярость. Какова лгунья!
— Ты явилась на просмотр специально, чтобы познакомиться со мной, — сквозь зубы процедил он.
— Да.
На Габриель навалилась тяжелая апатия. До чего же все неудачно сложилось!
— И сделала вид, что тебя интересует роль в рекламном ролике. Не удивлюсь, если выяснится, что никакая ты не актриса.
Натан сказал все это не потому, что действительно так думал, — в конце концов на съемках Габриель проявила незаурядные актерские способности, — а лишь от ярости. Но по тому, как дрогнули веки молодой женщины, а на щеках выступили яркие пятна румянца, понял, что попал в точку. Открытие это и вовсе лишило его рассудка.
Габриель догадалась, каким будет его следующее обвинение за секунду до того, как Натан открыл рот, и взглядом попросила о пощаде. Но он был неумолим.
— Допустим, до сих пор все понятно. Но почему ты переспала со мной, а, Габриель? Из любопытства?
Несчастная женщина метнула панический взгляд на Жерара. Тот молча слушал этот насыщенный страстями разговор, в котором Габриель отводилась столь неприглядная роль. На бесстрастном лице французского дипломата ничего не отражалось, но молодая женщина прекрасно понимала: он не пропустил мимо ушей последнее, чудовищное в своей правдивости обвинение Натана. Понимала она и другое: барон, как никто, умеет вовремя промолчать и не станет вмешивать в чужую личную жизнь. Правда, это означало, что и выпутываться ей предстоит лишь своими силами, не рассчитывая на чью-либо помощь.
— Не думаю, что сейчас уместно обсуждать эту тему… — начала она.
— Ах, ты не думаешь? — издевательски протянул Натан. — А я вот думаю, что не тебе судить, что и когда уместно, а что нет. У тебя, по-моему, с этим большие проблемы.
Черт возьми! Васильковые глаза наполнились бесконечной обидой, и Натан почувствовал себя извергом и мучителем слабых и беззащитных. Но, вспомнив, как эта «слабая и беззащитная» ловко обвела его вокруг пальца, он задушил жалость в своем сердце. Как и новый прилив желания — ведь такими же вот широко распахнутыми наивными глазами смотрела Габриель на него в тот вечер, а он, дурак, попался на удочку. Его трепетная золота рыбка оказалась самым настоящим живцом, на каких ловят идиотов вроде него!
— Но одно могу тебе сказать: актриса ты и впрямь неплохая. Тебе стоит подумать о перемене профессии.
Габриель молчала. И Натан с трудом взял себя в руки. Выяснение отношений с этой обманщицей может и подождать. Он снова повернулся к барону де Руивьену.
— Итак, вы прибыли сюда, чтобы…
— Чтобы увидеть тебя, — ответил тот просто. — Понять, правда ли то, что говорится в письме.
— Но как вы поймете это? На мне же не написано, кто мой отец.
— Вот тут ты ошибаешься, — возразил Жерар. — Именно что написано, причем такими крупными буквами, что ошибиться невозможно. Я с первого же взгляда понял, что в тебе течет кровь де Руивьенов. Когда-нибудь я покажу тебе старинные портреты, что висят в нашем родовом замке, и ты поймешь, что я имею в виду.
Впрочем, Натан и так уже все понял. В пылу эмоций он не сразу обратил внимание на то, что барон начал называть его на «ты». Если — а это теперь казалось уже несомненным — де Руивьен и правда его отец, то такое обращение представлялось более чем естественным.
