Джоконда Белли - Воскрешение королевы
Пора безмятежного счастья оказалась недолгой. Пришло известие о смерти моего брата. Хуан скончался внезапно. Они с Маргаритой полюбили друг друга с первого взгляда. На беду, Хуан не отличался крепким здоровьем, и страсть австриячки спалила его, словно свечку. Так, по крайней мере, гласила молва. Принц едва успел привезти молодую жену в Саламанку и свалился в тяжелейшей лихорадке. Через полгода после собственной свадьбы, шестого октября тысяча четыреста девяносто седьмого года, мой несчастный брат умер на руках у отца.
Никто не ждал такой беды, беременная Маргарита почернела от отчаяния. Меня смерть брата пробрала до костей. Стоял неяркий осенний день, какие часто выдаются в Брюсселе. Именно тогда я впервые осознала, что Филипп отобрал у меня все, что я прежде любила. А ведь я сама позволила ему удалить испанцев, и теперь мне было не с кем оплакать брата.
Никому, кроме Беатрис и Анны де Бьямонте, не было дела до смерти Хуана. Я одна сидела у камина, а фрейлины оживленно болтали у меня за спиной, как будто ничего не случилось. Я проклинала себя за то, что послушала совета Филиппа и перестала писать матери. Внезапно утратив самообладание, я вскочила на ноги и завопила, чтобы фламандцы убирались вон, что я не желаю слышать их варварский язык и принимать фальшивые соболезнования. Напуганные дамы послали за Филиппом, он пришел в бешенство и посреди нашей яростной ссоры заявил, что теперь, после смерти Хуана, мы должны немедля вызвать посла Манрике и предъявить претензии на титул принцев Астурийских. «Теперь мы наследники», — сказал Филипп. «Ты сошел с ума! — воскликнула я. — Моя сестра Изабелла жива, а Маргарита ждет ребенка». Филипп ответил, что это я сошла с ума, если не понимаю, что нам представилась редкая возможность заполучить трон Кастилии и Арагона. Он говорил что-то еще, но я уже не слышала, его слова слились в отдаленный навязчивый гул; любимый муж вдруг показался мне вороном, который сел на грудь мертвому Хуану, чтобы выклевать его глаза. Я зажала уши руками и кинулась прочь, неистово вопя: «Оставь меня, делай что хочешь!» Оставалось лишь надеяться, что осуществлению нелепых планов Филиппа помешают мои родители.
Так и случилось. Наследницей объявили Изабеллу, которая после кончины принца Альфонсо вышла за Мануэля Португальского, а ребенок Маргариты родился мертвым. Я восприняла это известие спокойно, Филипп же был вне себя от злости. Но, отвергнув моего мужа, родители отвернулись и от меня, бросили меня барахтаться в бурном море среди жадных акул.
Со дня моей свадьбы прошел целый год. Я уже начала беспокоиться, что наша страсть не приносит плодов, как вдруг, на исходе января, поняла, что беременна. Филипп пришел в восторг от этой новости, да я и сама не знала, куда деваться от счастья. Вскоре с моим телом стали происходить поистине захватывающие перемены. Живот превратился в тугой барабан с синими прожилками вен. Я засыпала, сложив руки на круглой луне, которая росла сама по себе, подчиняясь собственным законам, и могла часами воображать, каким будет маленькое существо, энергично толкавшее меня изнутри. Мое безмятежное счастье омрачали лишь участившиеся отлучки Филиппа. Мадам де Галлевин объяснила мне, что в последние месяцы беременности супругам надлежит воздерживаться от близости, чтобы не повредить плоду.
— Твоя мать, Хуана, не раз проходила через это. У твоего отца есть побочные дети, и все они воспитывались при дворе: так захотела наша владычица Изабелла, столь же мудрая, сколь милосердная.
— Ты должна понять его, дочка, — увещевал меня испанский посланник фрай Томас де Манрике.
— Не хочу я никого понимать, — упрямилась я. — Вам, мужчинам, заранее прощается все. Я готова примириться с изменами Филиппа, если он, как мой дядя Энрике, позволит мне найти своего Бельтрана де Куэву и завести собственных бастардов.
Вспышка гнева повторилась в тот же вечер на публике, за ужином, на котором присутствовал и Филипп. В отличие от фрая Томаса он нисколько не испугался, а просто встал из-за стола и вышел вон. Той ночью и еще много ночей после он не прикасался ко мне, ссылаясь на мою беременность. Тогда я твердо решила впредь не допускать, чтобы моего мужа утешали другие.
Моя старшая дочь Леонор родилась четвертого ноября тысяча четыреста девяносто восьмого года. Ребенка приняла Изабо Гон, лучшая повитуха Льера. Накануне родов я извелась от тревоги. Всего за два месяца до этого, двадцать третьего августа, умерла моя сестра Изабелла. Мать сообщила мне об этом в полном отчаяния письме. Изабелла умерла у нее на руках через час после рождения ребенка. Я знала, как сильно моя мать любила своего первенца. В один год она потеряла двоих старших детей. Я не понимала, как можно выдержать такое. А тут еще и бедняжка Маргарита. Вместо младенца из ее лона выплеснулось бесформенное кровавое месиво. Наследником кастильского и арагонского престолов был объявлен новорожденный сын Изабеллы Мигель. Кортесы уже утвердили его кандидатуру.
В ночных кошмарах над моим ложем склонялись мертвые Изабелла и Хуан. К счастью, Изабо, обладавшая не только опытом и ловкими руками, но еще и твердой волей и легким нравом, сумела уберечь меня от паники, когда пришли первые схватки.
— Ты не умрешь. Слышишь меня? Ты не умрешь от родов! — кричала она по-фламандски, тормоша меня, чтобы я отняла руки от лица.
Эти слова были как пароль, как заклятие, и с тех пор я никогда больше не боялась рожать. Тело послушалось меня, и Леонор появилась на свет удивительно легко и быстро. Когда Изабо протянула мне дочь, я разрыдалась. Теперь я понимала, какие страшные утраты выпали на долю моей матери. Я все отдала бы за то, чтобы она была со мной в этот момент. Возможно, тогда ей стало бы немного легче. Леонор была истинная Трастамара.
Филипп присоединился ко мне позже, в парадных покоях, где меня, согласно бургундскому этикету, устроили на пышном ложе под зеленым балдахином с золотой каймой. Дочке он обрадовался, а на меня поглядел недоверчиво, словно не узнавая. Молока у меня было мало, однако муж пришел в восторг от моей потяжелевшей груди, а за кормлением младенца наблюдал с жадным любопытством. Филипп навещал нас с Леонор каждое утро. Мы словно зачарованные часами не сводили с дочки глаз. А Леонор даром времени не теряла. Она с сознанием дела обхватывала мои соски своими твердыми деснами. Это было очень странное чувство. Я любила это крошечное существо так сильно, что хотела принять ее обратно в свое лоно, чтобы согревать и защищать.
Я твердо сказала Филиппу, что у моих детей не будет никаких кормилиц. Я стану кормить их сама, и не важно, что по этому поводу говорит фламандский протокол. Муж не стал спорить.
