Жанетт Кенни - Обнаженные души
Рафаэль несколько раз глубоко вздохнул, чтобы вернуть способность ясно мыслить.
— Зачем тебе лететь в Калифорнию?
— К доктору на прием, который я не могу пропустить.
— В Сан-Паулу мы найдем не менее квалифицированных врачей, — рассудил он. — Если мы переедем туда, не лучше ли сразу пройти обследование там?
Лейла нахмурилась и быстро отвела взгляд. Что это было? Растерянность? Желание что-то скрыть?
Она прикусила губу, подавила вздох и наконец посмотрела на него:
— На следующей неделе у меня последняя фотосессия. Потом я закрываю контракт.
Она что, сошла с ума?
— Ты беременна. Я запрещаю тебе работать.
— Запрещаешь? Решение могу принять только я. — Ореховые глаза Лейлы сверкнули холодно, как осколки янтаря.
— К черту! Ты моя жена и носишь моих детей! — Рафаэль запустил пальцы в копну темных волос и выругался. — Подумать только! Приезжаешь сюда в истерике, рыдаешь, боишься навредить детям и в то же время хочешь продолжать сниматься?
Лейла прижала ладони к вискам и в отчаянии крикнула:
— Прекрати! Я советовалась с врачом. Мое состояние позволяет довести контракт до конца, если соблюдать осторожность.
— Мне это не нравится.
— Знаю, но выслушай меня, — мягко сказала она, подходя вплотную и глядя ему прямо в глаза. Когда она обвила его руками, Рафаэль прочитал в ее взгляде страх, тревогу и любовь. — Заказчик согласился изменить сроки съемки так, чтобы избежать малейшего риска. Фотосессии закончатся через неделю, может, раньше. Мой доктор будет недалеко.
Как бы Рафаэль ни противился, он понимал: ничто на свете не заставит Лейлу изменить решение. Удержать ее можно, только заперев в комнате.
— Когда ты возвращаешься в Лос-Анджелес?
— Завтра утром.
— Отлично, — рявкнул он, хватая мобильник и набирая номер. — Я лечу с тобой.
— Нет необходимости…
Рафаэль рубанул рукой воздух, не дав договорить:
— Больше мы не расстанемся ни на один день. Не желаю наблюдать за своей семьей со стороны.
— Думаешь, я смогу обойтись без тебя? — подняла брови Лейла. — Отниму у тебя детей?
Рафаэль сжал челюсти. От нахлынувших воспоминаний на скулах выступили красные пятна. Лейла не знала подробностей, не представляла всей глубины пережитого им в детстве унижения.
— Что случилось? Что ты скрываешь от меня?
Рафаэль пожал плечами.
— Не о чем говорить.
— Пожалуйста, Рафаэль, расскажи, что тебя так гнетет, — настаивала Лейла, поглаживая руками его спину. Ее теплое дыхание ласкало шею. — Я твоя жена. Не надо ничего скрывать от меня. Ничего!
Рафаэль опустил голову, закрыл глаза. Лейла права, но от этого признание не давалось легче.
— Ты не можешь представить, какая тяжесть лежит на душе, — сказал он, все еще не решаясь произнести вслух то, что его мучило.
— Так скажи, чтобы я поняла. — Лейла прижалась к нему, согревая своим теплом, растапливая сковавший сердце лед.
— Тебе известно, что отец отказался от меня, — медленно заговорил он, сжимая край подоконника так, что побелели костяшки пальцев. — Он запретил мне даже приближаться к особняку Вулфов.
— Помню, ты говорил. — Лейла продолжала легко поглаживать его, успокаивая. — Но старший брат не подчинился и признал тебя членом семьи.
Рафаэль кивнул. Он всегда будет благодарен Джейкобу — и не только за признание. Тот сделал гораздо больше, передав ему в день совершеннолетия свою долю наследства. Рафаэль мудро распорядился капиталом, обеспечившим лучшую долю ему и матери. Он искал возможность лично поблагодарить сводного брата, но после смерти отца Джейкоб неожиданно покинул семейное гнездо, исчез в неизвестном направлении. Рафаэль встретил его лишь однажды — несколько лет назад на компьютерной конференции в Рио. Они провели за разговорами несколько часов. После многолетнего перерыва Джейкоб поначалу был очень сдержан, но потом немного оттаял, слушая рассказы Рафаэля об успехах брата, сестры и его собственных. Однако почти ничего не сообщил о своей жизни и отказался от предложения вернуть долг.
— Отдай их на благотворительность, — сказал Рафаэлю брат. — И передай большой привет твоей матери.
С тех пор они не виделись. Но Рафаэль не оставил надежду когда-нибудь отблагодарить Джейкоба за благородство.
Тряхнув головой, он отогнал воспоминания и вернулся к рассказу.
— Уильям Вулф лишил мать всякой материальной помощи, поэтому ей приходилось работать сразу в нескольких местах, — продолжил он, хотя кое-что уже рассказывал Лейле раньше. — Она редко появлялась дома. Чтобы как-то занять меня и удержать от опасных связей на улице, мать приносила в качестве игрушек разную старую электронику, в которой я с удовольствием ковырялся.
Именно тогда Рафаэль нашел свое призвание, увлекся делом, которое теперь понимал едва ли не лучше всех. Позже он узнал, что к нему переходили компьютеры и другие приспособления, в которых больше не нуждались его сводные братья. Его это не волновало. Главное, что он получил возможность учиться и развивать воображение.
— План твоей матери прекрасно сработал, — заметила Лейла.
Рафаэль вздохнул и взглянул на жену:
— Она делала все, что в ее силах. Помню, как-то на Рождество дала мне с трудом скопленные двадцать фунтов. Но главным сюрпризом оказалась поездка на целый день в Лондон. Ей хотелось, чтобы я увидел праздничные торжества и сам выбрал себе подарок.
— Какие чудные воспоминания!
— Если бы так, — нахмурился Рафаэль. Обида и разочарование отвергнутого ребенка нахлынули с безжалостной силой. — Мы дошли до «Харрингтона» и остановились у витрины. Через стекло я увидел брата и сестру, которые забавлялись среди полок с новенькими игрушками.
— Это магазин твоего отца.
Рафаэль коротко кивнул. Картина живо стояла перед глазами, как будто все происходило вчера. Холодные сумерки. Мерцающий снег. Веселые лица родных, с которыми он напрасно мечтал соединиться. Боль и обида пронзили его, как острый нож, оставив незаживающую душевную рану.
— Мой отец тоже был там. Он стоял в стороне, наблюдая за игрой детей, — через силу произнес Рафаэль. Горечь воспоминаний сдавила горло так, что стало трудно дышать. — Когда он увидел меня и мать, мерзнущих на улице под снегом, его лицо исказила злоба, а рот скривился в презрительной усмешке.
Лейла не сдержала крика отчаяния:
— Как он мог быть так жесток к сыну?
Рафаэль тысячу раз задавал этот вопрос, но не нашел ответа. Старший Вулф страдал от тяжелых приступов депрессии, которые усугублялись алкогольной и наркотической зависимостью, поэтому Рафаэль никогда не завидовал сводным братьям. Выносить тяжелый характер отца каждый день было достаточно тяжело, а в депрессии он становился настоящим зверем.
