Нина Харрингтон - Интервью с идеальной женщиной
Больше всего Сэма поразило, как латаный-перелатаный движок без единой новой детали умудрился не рассыпаться где-нибудь в кокосовой роще или на рисовом поле, а довез его сюда, чему он был несказанно рад. Засунув солнечные очки в нагрудный карман, он потянулся и понадеялся произвести перезагрузку чувственных ощущений, выбравшись на берег. Но не тут-то было.
Морской бриз с потрясающе красивого залива в форме полумесяца блокировала невысокая кирпичная стена по границе владения, создававшая тихий безветренный оазис для плодовых деревьев, огорода и экзотических цветущих растений в декоративных горшках и кадках, поражавших буйством диковинных красок.
Безукоризненно ухоженный сад протянулся до океана, от которого его отделяла широкая полоса ослепительно белого песка. Тот переливался в лучах заходящего солнца от глубокого насыщенного абрикосового до алого и золотого. Бесконечная перспектива набегавших волн прерывалась только тонкими стволами высоких кокосовых пальм, посадками банана и фруктовых деревьев.
Словно он смотрел на картинку из рекламного проспекта туристического агентства, призывающего на «берег вашей мечты». Картинка дополнялась длинной деревянной рыбацкой лодкой на берегу и зонтиками из веток кокосовых пальм для рыбаков и случайных туристов, оказавшихся в этот поздний час на берегу.
Кокосы. Настоящие кокосовые пальмы. В сравнении с серым моросящим Лондоном теплый ветер был совершенно сух и крепко пропитан соленым запахом океана, смешанным с пряностями и сладким тропическим цветочным ароматом.
Большая гирлянда бугенвиллеи с ошеломляющими яркими фиолетовыми и насыщенно розовыми цветами проложила путь наверх по стене у входа в школу и дальше на крышу, переплетаясь с замечательной плюмерией в синем керамическом горшке, привлекая пчел и других ищущих нектар насекомых сильным запахом. Благоухание, впрочем, уравновешивалось запахом тяжелой красной пыли от грунтовой дороги и биоароматами от коров и цыплят, которые привольно прогуливались с другой стороны низкой кокосовой изгороди.
Он по-настоящему любил свою работу журналиста, всегда любил писать. Однако, попадая в деревню, подобную этой, каждый раз задавался вопросом, сколько времени своей жизни он тратит в аквариумах офисных зданий. Даже вкус воздуха был другим. Дорога вдоль морского побережья ревела прошлым. Грузовики всех мастей, разрисованные авто рикши и яркие желтые автобусы спорили с щебетом птиц, людскими голосами и журчанием скутеров. Отовсюду на глаза и уши давила какофония жизни. Стоило расслабиться, и он различил звуки фортепьяно, льющиеся сквозь приоткрытую дверь здания слева, чем-то напоминавшего школу. Сэм улыбнулся и побрел туда. От гнетущего зноя и влажности рубашка намертво прилипла к спине.
Эмбер сидела на очень хлипкой с виду низкой деревянной скамье перед пианино, которое определенно знавало лучшие дни. Лак пообтерся и кое-где откололся, крышка покоробилась, а с того места, где он стоял, просматривалось отсутствие некоторых черных клавиш в нижней части регистра. Но это не имело значения, когда Эмбер Дюбуа пробегала пальцами вдоль клавиатуры. Старый запущенный инструмент неожиданно пел как соловей.
На ней была надета синяя с розовым хлопчатобумажная туника с длинными рукавами и что-то напоминавшее пижамные штаны. Волосы она закрепила резинкой, на ногах он разглядел какие-то пластиковые шлепки типа вьетнамок. Впервые за всю свою профессиональную деятельность Сэм Ричардс не знал, что сказать. Эмбер Дюбуа в жизни никогда не выглядела более красивой. Экзотичная. Очаровательная. А сейчас еще и полностью расслабленная, внутренне удовлетворенная. Тихо подпевая себе, она играла с закрытыми глазами превосходную мелодию, кого-то, по восприятию такого профана в музыке, как Сэм, из великих романтиков, то паря в облаке нежности, то обрушиваясь водопадом страсти. Плечи поднимались и опадали, левая рука с блестящей техникой летала по клавишам, правая со скованным гипсом запястьем вымученно двигалась от октавы к октаве. Но это не имело значения. Волшебная чарующая музыка заполняла крохотную комнату и проникала в каждую клетку его тела. Музыка подхватила его, тропический сад и пение птиц за окном исчезли. Остались только ее радость и восторг. Он видел перед собой совершенно другого человека. Не ту молодую женщину, которая впорхнула в гараж его отца, не ту заносчивую особу, обсуждавшую достоинства тканей и моделей с богинями от дизайна, опустошая свою гардеробную.
Он видел перед собой настоящую Эмбер. Ту девочку, которую он когда-то знал. Девочку, для которой самой большой радостью было играть на инструменте для собственного удовольствия. Она вернулась!
О боже! Чем дольше он смотрел на нее и слушал музыку в ее исполнении, тем больше любил ее. Страсть разгоралась с невиданной силой. Пламя, которое опалило его, стоило коснуться ее кожи в нелепой раздевалке пентхауса, внезапно полыхнуло вновь. Зной и влажность Кералы в мае ничто в сравнении с жаром страсти в его крови. Знала ли Эмбер, что, играя как сейчас, демонстрировала миру, сколько внутренней страсти скрыто внутри холодной стройной блондинки? Он считал, что был влюблен в нее, но это ничто по сравнению с обуревавшими его сейчас чувствами. Он желал ее. И не только в постели. Он хотел видеть Эмбер в своей жизни, пусть только несколько дней, недель или месяцев. Хотел быть ее другом, хотел, чтобы она разделила с ним жизнь. Музыка, казалось, впитывалась в его сердце и душу и заполняла каждую клетку страстным желанием. Так или иначе, придется найти способ завоевать ее снова и убедить дать ему второй шанс или рискнуть потерять ее навсегда.
Неожиданно рюкзак шлепнулся на пол. Сэм медленно вошел в комнату и примостился на самом конце деревянной скамьи. Эмбер не открыла глаза, но улыбнулась и медленно вздохнула:
– Говорят, можно многое рассказать о мужчине по лосьону после бритья, который он выбрал. Очень хороший. Ты купил его в аэропорту?
Ее руки продолжали играть, не сбиваясь, когда он пробурчал:
– Значит, ты не станешь возражать, если я подвинусь немного ближе.
Сэм явственно ощутил, как тонкая шерсть его брюк легко задела свободные хлопчатобумажные брюки Эмбер, когда он передвинулся по потертой скамье как можно ближе к ней. Они оказались бок о бок.
– Привет. Как полет?
Он начал говорить, потом передумал и замолчал. Несколько секунд она продолжала смотреть на него. Всего несколько секунд. Но как это показалось долго. Слишком долго. А он тем временем запоминал каждую черточку ее лица. Словно навеки запечатлевал ее образ в своей памяти. В пути он волновался, как пройдет встреча. Неловко. Неуклюже. Но, оказалось, не пришлось взвешивать каждое слово. Словно он встретился с лучшим другом. Сердце возликовало.
