Сьюзен Коннел - Славная девочка
Холли страшно удивилась, чтобы Эвен – и сделал это неправильно? Представить себе такое невозможно. За последнюю неделю она столько раз представляла себе, как она занимается любовью с Эвеном, и ни разу он ничего не сделал неправильно.
– О, Эвен, это себе представить невозможно.
Лицо его осветилось радостью:
– В самом деле?
Слава Богу, в кладовке стоял сумрак, лицо Холли пылало.
– То есть я, ну представить невозможно, чтобы ты в чем-то сомневался, в общем забудь, что я сказала.
– Черта с два я забуду!
– А что случилось? – быстро спросила она.
– Через месяц я получил от нее письмо, она писала, что по-прежнему уважает меня.
– О, Эвен!
– Нет, в самом деле именно так, и еще писала, что это была самая чудесная ночь в ее жизни, но поскольку начинается учебный год, и в этом году она заканчивает школу, она хочет поставить меня в известность, что она будет встречаться с другим.
– После этого вы как-то общались?
– Нет. – Он встал и взял ее за руку. – А ты мне расскажешь что-нибудь о себе за обедом, хорошо?
Она взглянула на него широко раскрытыми от удивления глазами, и он тут же понял, что она неправильно его поняла.
– О, вечно ты все не так понимаешь, неужели ты думаешь, что я способен задать даме неджентльменский вопрос? Я хотел спросить тебя о твоих текущих делах, о том, почему тебе приходится скрываться здесь.
– Пойду займусь обедом, – объявила она, умышленно не обращая внимания на вопрос, и, пригнув голову, вышла в спальню.
– Все равно я рано или поздно все узнаю, – сказал Эвен сам себе и занялся пробками.
– У тебя или тепловой удар, или помутнение рассудка, – объявил Эвен, входя в комнату. – Что именно, отвечай!
– И то, и другое, – нагло сказала она, и взгляды их встретились. Стол, уставленный яствами, выпивкой и свечами, разделял их и являлся последним физическим препятствием. Глаза Эвена стали серьезными и чувственными, а с лица сползло выражение добродушия, которое оно несло на себе все то время, что он пребывал в коттедже.
– Иди сюда, – резко сказал он.
– О, Эвен, – она подошла и упала в его объятия и подставила губы под его поцелуй. Он стал спускать платье с вырезом ниже плеч все ниже и ниже, приговаривая:
– Я знаю, дорогая, я знаю…
Дыхание его было горячим, и он осыпал поцелуями ее шею и плечи. Она взяла его руку и поцеловала костяшку, оцарапанную, когда он привешивал кондиционер.
– Мне так хочется довериться тебе.
– Подожди, постой! – Он сделал шаг назад.
В глазах ее вспыхнуло смятение:
– Что случилось? – задыхаясь, спросила она.
– Я хочу тебя, Холли.
Улыбка зажглась на ее лице.
– Хочешь, пойдем в спальню?
Он покачал головой:
– Прямо здесь, – и указал на пол, – или на столе.
– Но я не хочу, мы не будем заниматься любовью!
Он смотрел, как меняется цвет ее лица, оно раскраснелось не от жары и не от неудовлетворенного желания, оно вспыхнуло от смущения.
– А причина этого совсем иная, чем ты думаешь.
– А откуда ты знаешь, что я думаю?
Взгляд ее требовал объяснения.
– Холли, просто выслушай меня, это очень тяжело и мне, и тебе, ты очень много значишь для меня теперь, поэтому ни один раз прямо здесь, ни целая ночь в твоей постели не дадут мне того, чего я хочу, того, что мне нужно, что нужно нам обоим.
– И что нам нужно?
– Нужно, чтобы ты, черт возьми, наконец, сказала мне, в чем дело?
Он протянул к ней руки и снова надвинул на плечи эластичную кайму.
– Пойми меня правильно, это не игра и не желание показать свою власть, мы оба будем в проигрыше, пока ты не поделишься со мной, потому что все это время я буду все так же хотеть тебя, так что расскажи мне все побыстрее, поскольку с каждой секундой промедления я теряю нервные клетки.
Он увидел, как дрогнул ее подбородок, когда она украдкой взглянула ему в лицо и тут же снова отвернулась. Он чувствовал, что решимость его ослабевает, а перед глазами все расплывается от тревоги за нее. Господи, как он не хочет видеть ее в отчаянии, тем более что сейчас он и сам прикладывает к этому руку. Какой-то части его хотелось уйти, выйти за ограду и подышать свежим морским воздухом, в котором не нависают неразрешимые проблемы, но при этом ему хотелось, чтобы и она была с ним. Он подвинул к ней стул, и она, пробормотав «спасибо», уселась.
– В гуакомоли помидоры с твоего огорода, – сказала она, изо всех сил стараясь придать многозначительность этой простой фразе. – Я их никакой химией не поливала, чтобы ты знал. – Она подвинула к нему блюдо с энчиладо. – А всю эту мелкую пакость я ощипывала сама, конечно времени у меня было предостаточно.
Ее взгляд поднялся от блюда и встретился с его.
– Но я не жалуюсь.
Он взял блюдо и наложил себе щедрую порцию.
– Конечно, нет, не могла бы передать мне острый соус, спасибо, кстати, ты когда-нибудь бывала на карнавале? Фантастическая ночь!
Холли обмакнула маисовую лепешку в гуакамоли.
– Нет, его проводят всего пять лет, а я в это время всегда была занята, работала. А в прошлом году была в Тусоне у родителей. А сам-то ты бывал когда-нибудь на «Фантастической ночи»?
– Несколько лет назад сразу после развода пара друзей затащили меня туда, но я кричал, отбивался, словом, все это весьма походило на мардиграс. Ты когда-нибудь бывала на мардиграс в Новом Орлеане?
Она кивнула, он медленно улыбнулся.
Конечно же, она бывала и скорее всего она бывала на карнавале в Рио. Все это не имело ни малейшего значения, потому что на самом-то деле ему хотелось знать только одно: занималась ли она когда-нибудь любовью на пляже при свете луны?
Он резко вздохнул.
– В таком случае ты прекрасно можешь себе представить каково там. Оркестры рассыпаны по всей набережной, люди танцуют всё от рок-н-ролл до польки, кому что нравится и кто что слышит, воздух наполнен запахом жареной всякой всячины.
Он отхлебнул сангрии.
– А самое лучшее – это, что все одеты в разные костюмы. Весело звучит, правда?
– Совершенно точно, ведь это будет на следующей неделе, в следующую субботу, по-моему.
– В следующую субботу, – подтвердил он.
– А может быть и на следующий год.
Она опустила локти на стол и подперла руками подбородок. Эвен подмигнул.
– Передай мне, пожалуйста, салсо.
Глава шестая
Она вынуждена была отдать ему должное. Он бесспорно обладал богатым воображением и немалой храбростью, раз осмелился подать ей такую идею.
– А еще говорил, чтобы я поднялась в спальню по самому невинному поводу. Это и есть твой невинный повод, это ты об этом секретничал всю последнюю неделю, из-за этого мне пришлось пропалывать помидоры?
