Элеонора Глин - Причуды любви
Френсис некоторое время молчал, затем, обернувшись к Этельриде и прямо глядя ей в глаза, серьезно произнес:
— Поверьте мне, что я никогда бы не допустил женитьбы вашего кузена на моей племяннице, если бы не был глубоко убежден, что они оба будут очень счастливы. У меня есть к вам просьба, леди Этельрида: помогите мне устроить так, чтобы некоторое время никто не вмешивался в их отношения, какими бы они ни казались странными со стороны. Нужно дать им возможность прийти к соглашению самим.
Этельрида тоже серьезно посмотрела на Маркрута. и ответила:
— Хорошо, я вам помогу, — и в то же время почувствовала какое-то странное волнение, которое она временами чувствовала и раньше, и которое могло обратиться в могучее чувство…
Тем временем леди Кольтсхерст, разглядывая сквозь лорнет профиль Зары, говорила своему соседу, лорду Чарльзу Монтфижету:
— Знаете, Чарли, она мне совсем не нравится. Не то у нее волосы подкрашены, не то ресницы подчернены, потому что такое сочетание красок неестественно, и я положительно не могу радоваться, что приходится родниться с такой особой.
И леди Кольтсхерст в негодовании отвернулась. Но, к счастью, тут Зара встала, и дамы следом за ней вышли из столовой; таким образом, этот мучительный обед пришел к концу.
ГЛАВА XIII
В гостиной, куда направились дамы, Зара продолжала держать себя с большим достоинством. Вначале все группой собрались у камина, и Эмили с Мэри делали трогательные усилия разговорить свою будущую невестку. Она им очень нравилась, и если бы Зара не думала, что они тоже играют роль, она была бы тронута их милым обращением. Но так как она была глубоко убеждена в этом, то становилась все холоднее, хотя и отвечала вежливо на их вопросы; а леди Этельрида, наблюдавшая за ней, все больше изумлялась.
Она не сомневалась, что эта прекрасная молодая женщина носит маску, поэтому когда леди Кольтсхерст, все время презрительно молчавшая и только разглядывавшая всех в лорнет, подозвала к себе молодых девушек и стала расспрашивать их о здоровье матери, Этельрида подошла к Заре и пригласила ее сесть на стоявшую поодаль французскую софу.
— Я надеюсь, мы сумеем дать вам почувствовать, что очень рады вам, Зара, — ласково сказала она. — Вы мне позволите называть вас Зарой? Это такое красивое имя.
Странные глаза графини Шульской стали еще темнее — в них появился испуганный, подозрительный взгляд. Что означали эти речи?
— Пожалуйста, мне будет очень приятно, — холодно ответила она.
Но леди Этельрида решила не смущаться этой холодностью и взять барьер, если только это было возможно.
— Наши английские обычаи должны казаться вам странными, — заметила она. — Но мы покажемся вам не такими уж неприятными людьми, когда вы нас поближе узнаете, — и она ласково улыбнулась.
— Человеку легко быть приятным, когда он счастлив и доволен, — сказала Зара. — А вы все кажетесь счастливыми — это хорошо.
И Этельрида про себя еще больше удивилась: «Такое прекрасное создание, почему она может чувствовать себя несчастной — молодая, здоровая, богатая и любимая Тристрамом?»
А Зара думала: «Она кажется очень милой и искренней, но разве можно быть в этом уверенной? Я ведь не знаю англичанок; может быть, она ведет себя так только потому, что хорошо воспитана!».
— Вы еще не видели Рейтса? — продолжала Этельрида. — Я уверена, что он вас заинтересует; дом этот очень стар.
— Рей… тса? — запинаясь, повторила Зара.
Она никогда не слышала такого названия.
— Возможно, я произношу не так, как произнесли бы вы, — ласково продолжала Этельрида. Она была поражена, что Зара, по-видимому, никогда не слышала о Рейтсе. — Я говорю о поместье Тристрама. Гвискарды владеют им со времен Вильгельма Завоевателя. Это один из редких случаев, когда поместье так долго не переходило из рук в руки. Это редкость даже в Англии, и титул до сих пор тоже переходил по мужской линии. Но Тристрам и Кирилл — последние в роду и если что-нибудь с ними случится, роду наступит конец. О, мы все так рады, что Тристрам женится!
Глаза Зары вспыхнули гневом. Она отлично поняла, что хотела сказать Этельрида — линия Танкредов должна продолжиться через нее! Но этого не будет никогда, никогда! Если они на это рассчитывают, то совершенно напрасно. Ее брак с Тристрамом только пустой обряд из материальных соображений, и на этот счет не должно быть никаких заблуждений. А что, если лорд Танкред тоже питает подобные надежды? Зара ужаснулась при этой мысли.
А кто такой был Кирилл? Зара и о нем имела столько же представления, сколько и о Рейтсе. Но ничего не спросила.
Если бы Френсис слышал этот разговор, он очень подосадовал бы на себя за свою непредусмотрительность. Конечно, он должен был сообщить своей племяннице все эти подробности, чтобы она не попадала в такое неловкое положение.
Этельрида испытывала величайшее изумление. Есть французское слово — ahori [4], которое отлично передает ее состояние и равнозначного которому нет в других языках. Невеста Тристрама, кажется, не имела ни малейшего представления ни о членах его семьи, ни о его поместье! В глазах Зары при упоминании о них появился недоверчивый и как будто испуганный взгляд, а Тристрам в то же время, по-видимому, страстно влюблен в нее. Как это все могло произойти? Да, здесь, несомненно, кроется какая-то тайна, и Этельрида почувствовала себя очень заинтересованной.
Френсис отлично понимал, что Заре будет трудно с ее гостями, и потому старался, насколько возможно, сократить послеобеденное кейфование своих гостей в столовой; Тристрам всячески помогал ему в этом, ибо стремился к одному — остаться наедине со своей невестой.
Могучее влечение, которое он почувствовал в первый же момент, когда увидел Зару, чуть ли не с каждым часом увеличивалось, причиняя ему страдание. Она была безжалостно холодна, и каждый раз, когда говорила с ним, в ее глазах появлялось откровенное презрение. Это страшно бесило и возбуждало Тристрама, так что когда гости стали пить за здоровье обрученной пары и желать ему счастья, он залпом осушил бокал старого бренди, мысленно произнеся клятву-молитву: «Не пройдет и года, как я заставлю ее полюбить себя; помоги мне, Боже!»
Наконец, мужчины встали и толпой направились в гостиную, где в этот момент Этельрида говорила:
— Северное их поместье, Морнуэль, далеко не так красиво, как Рейтс…
Увидев входящих мужчин, она тотчас встала, уступая свое место Тристраму, который с радостью опустился на софу рядом со своей невестой.
Однако им не пришлось остаться вдвоем, потому что Джимми Денверс решил, что как раз настало время подойти к своей будущей родственнице и сказать ей какую-нибудь любезность.
