Хейди Бетс - Дороже всего на свете
Он провел рукой по ее волосам, приглаживая непослушные завитки.
– После прошлой ночи я бы сказал, что так и есть. А ты разве нет?
Она замотала головой и отодвинулась от него.
– Я не знаю, но… Я не хочу, чтобы люди превращали нас в пару, сплетничали о нас… А вдруг они узнают о ребенке? – Она потрогала живот, словно защищая его, и ее голос перешел почти на шепот. Ты же не хочешь, чтобы люди узнали, что ты нанял суррогатную мать?
Ее слова отдавались в его ушах, словно пульсация океана.
Будет ли его беспокоить, если люди узнают, что он станет отцом? Черт возьми, нет. Он мог бы некоторое время держать это в секрете, просто чтобы насладиться этим чувством наедине с собой. Но он уже гордился своим сыном или дочкой и хотел закричать об этом на весь мир.
Хотел ли он, чтобы люди узнали, что он заплатил Шеннон? Определенно нет. Но только потому, что он хотел большего.
Он хотел, чтобы Шеннон была не просто суррогатная мать, хотел, чтобы она была рядом с ним дольше срока, отпущенного природой на рождение ребенка.
Хотя он не совсем представлял, что делать дальше.
Да, ему хотелось наслаждаться обществом Шеннон дольше, чем продлится беременность. Но о возможности жениться на ней он не думал. Честно говоря, он слишком привык к своему образу жизни, чтобы изменить его ради женщины.
Инстинктивно Берк осознавал, что все не так просто. Он игнорировал чувства, позволяя голове принимать решения. Так он привык действовать, управляя своей компанией. Он считал, что нельзя позволять чувствам брать верх.
Берк слишком долго боролся с конкурентами и привык действовать, полагаясь только на свой ум и трезвый расчет. Он терпеть не мог, когда что-то шло не по тому плану, который он наметил.
Но Шеннон не была миллиардной компанией, и их отношения нельзя воспринимать как борьбу конкурентов.
– Ты права, – сказал он наконец. – Не стоит, чтобы люди узнали, как должен появиться этот ребенок. Я совсем не хочу, чтобы что-то досаждало тебе и усложняло жизнь малышу.
Коротко кивнув, она сказала:
– Живот пока незаметен, поэтому никто не догадается. Но нас не должны больше видеть вместе, особенно когда станет заметно, что я беременна.
– Я думаю, ты должна выйти за меня замуж.
Румянец, который уже начал возвращаться на ее щеки, снова пропал, она откинулась назад, и ему пришлось подхватить ее под руки, чтобы она не упала в обморок.
– Что ты сказал? – еле вымолвила она. Ее глаза округлились, как монеты.
– Я думаю, что нам следует пожениться, – повторил он совершенно спокойно. – Это пресечет все сплетни. Даже если люди и разузнают, что ты уже была беременна, никто не подумает ничего плохого. Сегодня такое случается на каждом шагу.
У ее рта появились горькие складки.
– А что делать с договором? – спросила она.
– Я могу поручить юристу разорвать контракт.
Никто никогда не узнает, каким образом был зачат наш ребенок и что в начале наших отношений мы были партнерами, а не любовниками.
Несколько секунд они стояли друг против друга. На лице Берка отражалось странное смешение противоречивых чувств.
«На самом деле он не хотел жениться на мне», думала она. Ему нужен был ребенок, и еще он хотел ее оградить от безумия прессы. Но по-настоящему, от всего сердца он не хотел, чтобы она стала его женой.
В сердце кольнуло, и ей пришлось сконцентрироваться на дыхании, чтобы не упасть в обморок.
Это из-за прессы Берк сделал ей вынужденное предложение. Но брака ради того, чтобы не дать папарацци пищу для пересудов, ей было недостаточно. Она хотела все или ничего.
Брак, любовь, ребенок, вечность… вещи, которые Берк никогда не сможет понять. Он может жениться на ней, чтобы спасти ее репутацию и избавить ребенка от возможных сплетен в будущем, но он не любит ее и, вероятно, никогда не полюбит.
Никогда Шеннон не согласилась бы на подобное. Мысль о том, что придется ждать и надеяться, что когда-нибудь он почувствует к ней то же, что она испытывала к нему, убивала ее. Так же мучительно она будет убивать ее и дальше.
Нет. Лучше она уйдет сейчас. Она еще увидит его на медицинском обследовании, во время родов и, может быть, раз или два после того, как ребенок родится. Но она должна эмоционально отгородиться от этих встреч. Должна держать себя на расстоянии от Берка и попытаться подавить свои чувства к нему. И лучше будет сделать это сейчас, чем когда она – упаси бог! – выйдет за него замуж.
– Извини, – сказала она мягко, ее голос начинал дрожать от слез. – Я не могу этого сделать.
Берк моргнул.
– Что ты имеешь в виду? Конечно же, ты выйдешь за меня. Это единственный способ остановить сплетни.
– Нет, – сказала она. – Мы должны расстаться, и снова все будет в порядке. Мне не следовало позволять, чтобы все так получилось. Если мы вернемся к деловым отношениям и будем видеться только по необходимости, никто и не подумает связывать нас друг с другом. – Она положила газету обратно на стол. – Интерес, который сегодня вызывает эта фотография, очень скоро пройдет, как только люди перестанут видеть нас вместе.
У него заходили желваки, и она не упустила искры раздражения и решимости в его хмурых серых глазах.
– Мой план лучше.
Слова были совсем простые, и Шеннон могла сдаться и сказать ему то, что он хотел услышать.
Наверное, таким бывал Берк Бишоп, когда вел совет директоров. Но его суровый и решительный вид не испугал ее.
– Это не переговоры, – сказала она ему так же просто. – Извини, Берк, но я уезжаю.
С этими словами она повернулась и пошла в спальню. В комнате она начала собирать вещи, пытаясь не обращать внимания на слезы, катившиеся по щекам.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Следующие несколько недель без Шеннон стали настоящим адом. Он срывался на любом, кому не посчастливилось попасться ему на дороге.
Он кричал на подчиненных и сотрудников без всяких причин.
Единственным человеком, которому удалось избежать проявления плохого настроения Берка, была Маргарет. Он знал, что на нее не стоит выплескивать свое раздражение. Без ее помощи управлять «Бишоп индастриз» было просто невозможно.
Несмотря на то что Берк пытался полностью сконцентрироваться на работе, он не мог не думать о Шеннон. Пытался понять, что именно он сказал не так или вообще не сказал. Пытался придумать, что бы сделать, чтобы вернуть ее обратно.
Он звонил ей, оставлял сообщения на автоответчике, в университете, на обеих работах, куда, он думал, она вернется. Он бы продолжал звонить, но люди начали думать, что он преследует ее, и угрожали позвонить в полицию.
Он продолжал посылать цветы, конфеты и воздушные шары, но все они вернулись непринятыми.
