Виктория Васильева - Обретение счастья
Кодовый замок опять сломался, и Ольге пришлось долго рыться в сумке, пока нашелся ключ от подъезда. На площадке пахло мочой и кошками. Ожидание лифта оказалось настоящей пыткой. «Скорее бы добраться до квартиры, влезть с ногами в кресло, завернуться в плед и ни о чем не думать… Растегаева еще, наверное, нет, — она взглянула на часы. Была половина пятого. — А Маша… Она, скорее всего, спит после бурной ночи. Черт возьми, совсем не хочется ее видеть…»
Ольга вспомнила когда-то присущее ей звериное острое чутье: вот эта, именно эта женщина может оказаться соперницей.
Как-то она испытала подобное ощущение, заметив, что какая-то литинститутская девушка взглянула на Алексея вроде бы безразлично, но с затаенным интересом, расшифровать который могла только другая женщина, которая тоже была настроена на него.
Такой женщиной и была Ольга. Она чувствовала любимого телепатически, угадывала, когда он появится, когда позвонит, знала, когда он думает о ней, а когда — нет. Так было долго, очень долго: всю памятную осень, зиму, почти всю весну… До лета, когда он стал исчезать постоянно, а Ольга перестала его улавливать своим импровизированным «душевным локатором». Пока однажды он не уехал с женщиной. Ольга точно знала, что рядом с ним была какая-то женщина. Словно львица, она шестым чувством ощущала вторжение соперницы на свою территорию.
И сон ей приснился вещий: небольшой водопад, сливающиеся потоки родниковой воды и темноволосая смуглая девушка у источника. Ольга даже ясно различила черты лица этой девушки, римский точеный нос, тонкие губы, чуть раскосые глаза — примета востока, растворенного в нескольких поколениях славян.
Это исчезновение Алексея и этот Ольгин сон совпали уже после разбитой на счастье вазы и после бордовых роз с пушистой сединой… Может быть, «сонный» водопад и стал тем Стиксом, той последней чертой, которая разделила влюбленных?
Никогда — ни до, ни после Ольга так остро не ощущала предательства. Она была уверена, что Алексей изменил ей и даже не стала выслушивать его объяснений. Она спокойно и гордо закрыла дверь, поскольку знала, что в том сне все — правда.
А вскоре он исчез. Как объяснила Таня, поскольку сроки временной прописки кончились, Захарова попросту обязали покинуть Москву. Он писал ей из Ленинграда, потом из Перми. Но она не отвечала и рвала письма прямо в конвертах. Ольга, хотя и с трудом, могла как-то «переварить» его маниакальную собирательскую деятельность, но измены она простить не могла…
Странно, но чувства, что Маша стала соперницей, у Ольги так и не возникло. Даже теперь, когда она узнала о ее отношениях с Алексеем наверняка.
«Слишком много времени прошло. Исчезло все — и любовь, и чутье. Да и годы, годы. Слишком много времени, моего времени исчезло…» — в мыслях все стало просто и ясно.
Вопреки ожиданиям, Растегаев оказался дома. Еще с порога он бросился к ней с распростертыми объятиями:
— Оля, где же ты пропадала? Мне Катя сказала, что ты заболела, и я сразу поехал домой… Битый час тебя жду, уж не знаю, что и думать. Собирался обзванивать больницы.
— Я была в музее, — спокойно ответила Ольга.
— Где? Ты в своем уме?
— Несомненно… Юра, я решила посмотреть новую выставку современной живописи. Что же в этом плохого?
— Но я места себе не находил, — Юрий Михайлович сердился, как обиженный папаша.
— А кто тебя просил не находить места?
— Оля, не будь жестокой.
— Кстати, Маша дома? — Ольга перевела разговор на другую тему.
— Да, но она заперлась в комнате и попросила ее не беспокоить. Объяснила, что много работы.
Ольге такая информация показалась несколько странной, но она ничего не сказала.
«Дрему под пледом придется отменить», — чуть грустно констатировала она по поводу сорванных ближайших планов.
— Олюшка, может быть, вызвать врача? Катя говорила, что у тебя давление, — академик засуетился. — Сейчас я принесу тонометр.
— Не нужно ни врача, ни тонометра. Тем более, что никакие врачи вечером не вызываются, а скорая помощь явно не нужна.
Ольге вдруг стали неприятны эти его привычки пожилого уже человека, сопровождающие его жизнь тонометры и таблетки. Она устыдилась своих мыслей, но не смогла от них избавиться. Лучшим решением было самоустраниться на кухню.
— Юра, я принесла карпов и хочу приготовить их к ужину. Ты не будешь против, если — запечь?
— Нет, рыба очень полезна. Ее нужно употреблять хотя бы два раза в неделю в любом возрасте, — наконец-то улыбнулся Растегаев.
— А как насчет кофе?
— Нет, что ты! И у тебя ведь — давление.
— Я, пожалуй, все равно приготовлю кофе.
— Ах, безумная молодость… Непослушные мои девочки, что мне с вами делать? — вздохнул академик, явно почувствовав себя отцом двух дочерей.
Ольга переоделась в домашнюю одежду — широкие брюки и кокетливую рубаху, сшитую из подходящих по цвету ситцевых лоскутков. Косынка и передник довершили превращение. Крепкий кофе придал силы. Привычная обстановка оказала успокаивающее действие. Здесь, на кухне, хозяйка снова почувствовала себя, как говорят, «в своей тарелке».
Рыба без чешуи выглядела ограбленной и униженной. Ольга удалила внутренности, но оставила головы всем трем карпам. В пустые брюшки она положила лавровый лист, толченый чеснок и душистый перец, налила на противень немного растительного масла и уложила тушки.
Горячая духовка поглотила противень с содержимым. Ольга уменьшила огонь и присела у окна. У нее было в запасе минут двадцать для созерцания — время, пока рыба не будет полуготова и вновь не потребуется вмешательство повара.
За окнами пятнадцатого этажа было тихо, безжизненно — ни птиц, ни насекомых.
Зазвонил телефон. Ольга механически подошла к аппарату.
— Алло!
— Оля, прости, что я звоню к тебе домой, но нам обязательно нужно увидеться, — взволнованно проговорил до боли знакомый голос.
Ольга подсознательно была готова к этому звонку.
— Здравствуйте. Вам Машу? Сейчас я ее приглашу, — ответила она самым официальным тоном, на какой только была способна, и тут же положила что-то кричащую трубку рядом с аппаратом.
Она подошла к запертой двери самой изолированной в квартире комнаты, постучала три раза и, не дождавшись ответа, сообщила: «Маша, тебя требует к телефону Алексей Захаров».
Дверь мгновенно с ветром и шумом распахнулась, словно налетела буря.
Маша, растрепанная, в распахнутом халате пронеслась мимо Ольги и схватила трубку.
— Алло! Алло…
Она недоуменно посмотрела на мачеху, и та заметила, что ее глаза припухли от слез.
