Анна Макстед - Витамины любви, или Любовь не для слабонервных
«Дорогая Ханна, на прошлой неделе я в первый раз в жизни встретила свою настоящую маму. Это было так таинственно и чудесно. Большое тебе спасибо, благодаря тебе изменилась моя жизнь. С благодарностью…»
Она положила записку пд старомодное увеличительное стекло и вставила все это в рамку. Каждый раз, глядя на этот подарок, я улыбалась.
Допускаю, что я была излишне категорична. Внимательно наблюдая за чужими жизнями, я составила свое представление о том, как людям жить вместе. Это неизбежное следствие моей работы. Когда муж или жена (чаще жена) приходит с подозрением, что его обманывают, всегда начинаешь с выяснения того, как изменились привычки и поведение подозреваемой стороны. И тогда клиент излагает историю всей своей семейной жизни. Во мне, естественно, видят возможного советчика, но зря. Я ограничиваюсь тем, что молча выслушиваю и время от времени киваю. Кстати, я поняла, что многим именно это и нужно. Когда целую вечность живешь, наталкиваясь на каменную стену непонимания, мечтаешь, чтобы тебя выслушали. А бывают вообще удивительные случаи.
Одна женщина пришла с просьбой установить слежку за мужем. Очаровательная дама, но слишком разговорчивая. Причем говорит все на одной ноте, и невозможно понять, рассказывает она о чем-то важном или о пустяках. Она обеспокоилась тем, что поведение мужа изменилось. Каждый вечер он приходил домой с работы не раньше десяти вечера. Она не верила его оправданиям, подозревала в связи на стороне. Создав группу слежения из двух человек (одним из них была я), мы вели наблюдение за ним каждый вечер в течение недели. И выяснилось, что каждый день после работы этот тип шел в один и тот же маленький паб, где два часа подряд наедине с собой пил пинту темного пива.
Мы предъявили ей видеозапись, и до нее дошло. До нас тоже дошло. Мы все были подавлены, даже Грег.
А еще была одна клиентка, уверенная, что муж ходит к проституткам. Пришлось позвонить ей и рассказать, что — нет, он ходит к транссексуалу. Все, что она сказала:
— Ладно. Спасибо. До свидания. Боже мой, чего это я разболталась? Я уйму всего узнала на работе. А главное — увидела, до чего может опуститься человек. Но узнала немного и о том, каково это — чувствовать, что тебя предали. Не всегда нужен длинный монолог. Иногда все можно выразить тремя словами: «Ладно. Спасибо. До свидания». Возможно, я уже готова к разговору с Джеком.
Однако сейчас мне предстоял разговор не с ним, а с его мамой. Я подняла трубку, набрала номер. Если бы я не была так поглощена воспоминаниями, то больше внимания уделила бы настоящему. Во всяком случае, когда в трубке раздался мужской голос, я автоматически включилась в свою роль. И уже дошла до той фразы, когда надо ласково успокоить затрепетавшего налогоплательщика: мол, не о чем беспокоиться. Но тут голос на другом конце провода меня прервал:
— Хватит трепаться, это никакой не пенсионный фонд. Это Ханна Лавкин. Какого черта тебе надо?
Теперь уже не отделаешься возмущенным отрицанием и встречными обвинениями в безумии и заблуждении.
— М-м, э-э-э… — промычала я. — Привет, Джек!
Глава 10
Мысли быстро завертелись в голове.
— Видишь ли, — сказала я, — не хотела расстраивать твою маму, не рискнула позвонить от себя. Мне просто понадобился твой нынешний адрес. Я решила, что так будет проще его узнать.
— А зачем тебе нужен мой нынешний адрес?
— По телефону трудно объяснить. Я подумала: может, мы могли бы увидеться…
— Не думаю. — И он повесил трубку.
Нервно улыбаясь, я пробубнила себе под нос: «Хорошо все получилось» — и рухнула на свой рабочий стол. Ноги стали ватными, как будто вот-вот отвалятся.
— Надеюсь, у тебя все в порядке? — Грег стоял в дверях. Я изобразила повышенное внимание.
Грег с растерянным видом держал в руках плошку с кашей. Я точно знала, что каша холодная, но Грег все равно ее съест. Это повторялось каждое утро. Он варил кашу, пока она не становилась вязкой, как клей. Потом что-нибудь неизбежно отвлекало, и он весь день ел эту кашу по ложке. Мне нравилось смотреть, как Грег бродит по офису с тарелкой холодной каши в руках. От этого в офисе я чувствовала себя как дома. Но не сегодня. Из гордости я не приносила на работу свои личные драмы. Мы и так целыми днями занимаемся чужими драмами, просто не до своих.
Когда Грег принимал меня на работу, я упомянула, что разведена, и спросила, имеет ли это какое-нибудь значение. Он признался, что предпочитает брать на работу именно разведенных, потому что считает их обладателями душевного равновесия, даже если они в депрессивном состоянии.
— Но я не в депрессии, — ответила я. — Вообще- то я вполне счастлива.
— Хорошо. Тогда скажи, как ты будешь себя чувствовать, когда придется сказать человеку, что супруг его обманывает?
— Мне тяжело будет сообщать дурные вести, — сказала я, как мне казалось, дипломатичным тоном, — но моя позиция такова: они имеют право это узнать, хотят это узнать и должны это узнать.
— Это они так думают, что хотят узнать, — Грег помолчал. — Вообще-то я аморален. Наша работа в принципе аморальна. Я боюсь моралистов, которые приходят сюда и меня осуждают.
— А за что вас осуждать? — Я подалась вперед. — За то, что вы выясняете правду? Если кому-то не нравится, что ты раскрываешь обман, значит, скорее всего, эти люди сами не без греха. Такие люди, как вы, не должны чувствовать себя виноватыми. Вы просто вестники. Пока кому-то не стало больно, он к детективу не обратится.
Улыбаясь, Грег медленно кивнул с полузакрытыми глазами.
— Хорошо говоришь, — одобрил он.
Поэтому вопросом чести для меня было делать вид, что я в душевном равновесии. Это подсказывал мне голос разума.
— Никаких личных проблем. — Я легко вздохнула в манере героя детской передачи «Бисто Кид», вскинув голову как бы в ожидании солнечного завтра. — Жизнь просто не может быть лучше!
Грег поставил на мой стол свою кашу. Мне пришла в голову жуткая мысль, что он заставит меня съесть ее в наказание за вранье, но он сказал: — Выкладывай, девочка. У меня столько секретов за душой, одним больше, одним меньше — ничего не изменится.
Он улыбнулся мне, а я скорчила ему в ответ гримасу. Было ясно, что, когда он был моложе, женщины пачками падали вокруг него. Да и сейчас он не был обделен женским вниманием. Он выглядел очень даже, несмотря на изможденный вид. И ему хватало ума не задирать от этого нос.
— Расскажу, — согласилась я, — но только никому не говори.
Я решила придерживаться фактов и не вносить эмоций в свое повествование. Ему понравится. Я слышала, в некоторых конторах сотрудницы устраивают истерики в присутствии своих начальников. Габриелла как-то работала в женском журнале мод и рассказывала, что каждую секунду, хоть на ленч спорь, в сортире рыдает кто-нибудь из сотрудниц. Услышав об этом, я порадовалась, что работаю не там. У нас такого не бывает (зато часто рыдают клиенты). Не люблю я зрелища рыданий, мне становится страшно. Если кто-то плачет, не обращая внимания на присутствующих, значит, с ним случилось что-то ужасное.
